Сергей Сорочан - Ромейское царство

Арифмос (с греческого «число») представлял дарованное государем право на поселение определенного числа плательщиков казны на землях дината. Подобное явление возникло в результате непрерывного умножения количества крестьян, неспособных своими силами обрабатывать предложенный государством надел. Чтобы вовсе не лишиться поступлений, василевсы разрешали монастырям или вельможам поселять определенное число таких неспособных плательщиков на своих землях в качестве париков. С них государство получало подати, но значительно меньше, чем со свободных крестьян.

Еще более широкое распространение в Ромейском царстве получила такая форма царского пожалования условного характера как прония (в переводе с греческого — «опека, попечительство, попечение, забота»). Наиболее раннее ее определение известно из податного трактата, видимо, XI в., где сказано, что прония, а точнее, прониастика, — это «пожалование от василевса на срок жизни человека». Получивший пожалование от государства, будь то аристократ или крестьянин-рекрут, начинал получать с доставшихся ему подопечных имперских поместий или земель доходы, арендную плату за пользование государственным имуществом, и большую часть полученного оставлял себе. По своей социальной сущности прония была служилой собственностью, поскольку прониары прежде всего были военные. Хотя прониар не мог скупать участки у попавших в его ведение париков, он получал долю с налога, пошлин, арендной платы, поборов за рыбную ловлю и т. п. и фактически имел право контроля над землей, территорией, отданной ему на время в публично-правовое попечение. Более того, в будущем прониар станет верховным судьей над своими париками, получить над ними в какой-то мере и административную власть, хотя это случится еще не скоро. Он даже начнет содержать собственный штат управленцев по образцу государственного административного аппарата. Но уже с самого начала института пронии, окончательно расцветшего с XII в., парики не могли продать свой надел за пределы пронии. Они оказывались как в поземельной, так и в налоговой зависимости от прониара. Скопив средства, прониар мог еще прикупить земли, причем участки, добавленные прониаром к пронии, тоже переставали облагаться налогом в пользу государства.

Обычно прония как некий «грант» действительно давалась получившему ее на срок жизни, за любую службу, военную или гражданскую, причем статус прониаров был самый разный, как высокий, так и низкий. Однако то обстоятельство, что она представляла собой попечение, связанное с управлением территорией, так или иначе населенной зависимыми крестьянами, привело на практике к тому, что прония эволюционировала по пути превращения в условную земельную собственность и становилась частью грозного процесса децентрализации власти в Империи. В дальнейшем, в XIII в. она превратилась в наследственную собственность, а ее держатели — в динатов-феодалов, правда, в отличие от западноевропейских сеньоров, не самовластных, со своими вассалами, а подконтрольных государству, которое в одночасье могло лишить их функции попечения.

Тем не менее, доходы правительства от сельского хозяйства все больше падали по мере того, как число париков росло за счет государственных крестьян и стратиотов, увеличивалось количество освобожденной от налогов земли, принадлежавшей теперь частным светским и церковным землевладельцам. Поэтому власть василевса, несмотря на упорные попытки держать ситуацию под контролем, постепенно ущемлялась, царские сундуки оставались пустыми, государство беднело, в то время как прониары-«опекуны» умножали свои состояния за счет дохода от проний, становясь все богаче и богаче. Мало того, среди их владений преобладали держания именно зависимых крестьян-париков.

Около 1000 г. в Ромейском царстве насчитывалось до семи тысячи монастырей, а некоторые историки полагают, что их было в несколько раз больше. Во всяком случае, по сообщениям русского путешественника Антония, в середине XII в. на территории Византии действовало четырнадцать тысяч монастырей. Едва ли не половина ромеев оказалась за стенами обителей.

Иногда их учреждали постановлением Патриарха или василевса. Частные лица — ктиторы тоже могли организовать обитель: для этого было достаточно разрешения местного епископа. Многие так и поступали, удаляясь в монастырь, который основывали. Но главным образом ряды монашества быстро пополнялись за счет обедневших крестьян, не терпевших отделаться от земли и связанного с ним невыносимого налогового бремени. Еще раз подчеркнем, что статус вольного человека становился все более непосильной ношей. Как мы уже говорили, крестьяне не выдерживали конкуренции с динатами, теряли земли. Случалось, их буквально сживали с земли. И вот прежний крестьянин, разорившись, принимал на себя монастырские обеты. Окончательно обнищавшая часть крестьянства, скинув пропотевшие хитоны, облекалась в черные подрясники. Убогая монастырская трапеза доставалась тяжелым трудом, но это был привычный круг крестьянских работ: пашня, луг, сад, скотный двор, мельница. Кусок иноческого хлеба был невелик, но все же это был верный кусок. Была и одежда, и крыша над головой. Главное, принявший постриг освобождался от государственных налогов, а в мужских монастырях — и от военной обязанности. В миру оставалась семья, но уже отпадала необходимость заботиться о ней, нести определенные обязанности. Принятие «ангельского образа» силою государственных законов отменяло эти тяготившие, опостылевшие обязанности: монах уже не принадлежал «грешному миру», более того, должен был «ненавидеть мир».

Итак, монастырь имел — в этом он был вне конкуренции — поистине даровую рабочую силу, причем в монастырском послушании участвовали и освященные авторитетом Церкви обеты, которые к тому же подкреплялись личной религиозной верой, набожностью. Иночество открывало для религиозного сознания прямую дорогу к загробному блаженству. Здесь работал весь церковный арсенал средств воздействия на человека. Старание в труде иноков и инокинь укреплялось верой в неизбежность и спасительность тягот на грешной земле, в неизбежность и спасительность скудной пищи, уставной «почти до сытости», обильно политой потом, — ибо «…в поте лица будешь есть хлеб свой», утверждало Писание. Постнистиа, молитва, отказ от мирских соблазнов и послушание, послушание, послушание — высшая, важнейшая обязанность и добродетель — «превыше поста и молитвы».

На этих «трех китах» и покоилось преуспеяние ромейских обителей, росших как грибы после дождя. Были и другие крепкие опоры монастырского хозяйства. Так, государство оказывало помощь монастырям, даруя им налоговые льготы, давая дары землей, зерном, деньгами. То же делали и влиятельные ромеи. Не удивительно, что при всех этих условиях византийское монастырское хозяйство стало образцовым.