Сергей Сорочан - Ромейское царство

Но и этим не исчерпывались все способы монастырского обогащения. Многие обители пользовались особой славой у верующих, привлекали к себе толпы паломников. Прийти к святыне, помолиться перед священной реликвией, иконой об исцелении или вразумлении, подании благодати, поставить свечи, запастись евлогиями. Да разве перечислить все надежды и горести человеческие, что несли ромеи в единственно доступное им место утешения — в церковь, в монастырь! В традиции православного паломника было не только обойти храмы и святыни, не только посильно пожертвовать обители приношение, которое, может, год, а может, и долее собиралось по медяку, но и поработать на обитель, послужить монастырю, взять на себя монастырское послушание. На срок. На день или на неделю, на месяц — кто сколько мог, сколько было сил и времени. Делали, что скажут. Эта работа выполнялась на совесть, со старанием: паломник понимал, что трудится для искупления греха, который знал за собой, трудится «в зачет», для спасения души. Некоторые обители имели производственные и торговые эргастирии, вели торговлю, занимались промыслами, держали свои лодки, суда, мельницы, сдавали излишки невозделываемой земли в аренду для того, чтобы на полученные средства содержать гостиницы, больницы, школы, кладбища и удовлетворять иные нужды собственной общины.

Исходя из всех этих тенденций, монастыри продолжали приобретать земельные угодья и увеличивать число монашествующих, превращаясь иногда в крупных собственников. К тому же принадлежавшие им огромные участки превосходной пахотной земли, по причине бездарного хозяйствования, в течение длительного времени не использовались, держались под паром. Духовенство злоупотребляло тем, что земли церквей и монастырей были неотчуждаемыми, «святыми и неподчиняемыми», как утверждали светские законы и церковные каноны. Ситуация, как и к началу иконоборства, вновь становилась угрожающей для государства. В попытке отрегулировать рост церковных владений василевс Никифор Фока в 963 г. издал закон, осуждающий зло, проистекающее от накопления монастырями немеряных богатств. Предполагалось ограничивать размер монастырских владений и запрещать впредь принимать денежные дары и создавать новые обители. Но этот закон, вызвавший бурю негодования духовенства, не мог быть воплощен в жизнь уже в значительной степени потому, что само правительство побуждало монахов обосновываться вдоль границ Ромейского царства для распространения веры и для защиты государства. К примеру, именно при Никифоре Фоке по инициативе его друга, Св. Афанасия Афонского, начался рост монастырей на прославленной с тех пор Святой Горе Афон на македонском полуострове Халкидика, к востоку от Фессалоники, который весь попал под покровительство василевса. Сначала здесь была отстроена Лавра, где поначалу разрешили жить только пяти самым набожным и выдающимся монахам из 120 желающих. Но уже через несколько лет ивирские, то есть грузинские аристократы возвели Ивирон , еще позже сербы — Хиландар . В итоге не только на Святой Горе, но и в иных местах процесс увеличения монастырских имуществ, земельной собственности оказался неостановим. Известно, что корабли, принадлежавшие монастырям, регулярно возили вино в Константинополь, Фессалонику, другие города Византии.

При этом нельзя сказать, что монахи старались как можно эффективнее использовать свое хозяйство только из-за алчности. Согласно уставам, Типикам, цель увеличения благосостояния монастыря была не в улучшении образа жизни, а в увеличении числа иноков, размера милостыни по праздникам и в дни поминовений. Деньги, получаемые через пожертвования, ренту или торговлю, были также нужны для покупки необходимых продуктов, не производившихся в монастыре, верхней и нижней одежды, капюшонов, накидок, обуви, циновок, шерстяных одеял, свечей, масла для лампад и особенно — литургических принадлежностей, многочисленных икон, священных сосудов, дарохранительниц, лжиц, покрывал и одежд для культовой практики, богослужебных книг, кропил, кадил, лампад, подсвечников. Часть таких культовых вещей, относившихся к разряду священных, не продавалась, но подлежавшие освящению можно и нужно было приобретать. Внешние события, военное вторжения, неурожай, эпидемия или, напротив, увеличение числа монахов ставили монастыри перед необходимостью активного включения в экономическую жизнь Ромейского царства и максимально рационального использования собственных ресурсов.

Любая обитель внешне представляла собой, как правило, окруженный каменной стеной замкнутый комплекс, куда можно было попасть через единственные ворота. В центре двора стояла монастырская церковь, а вокруг двора — галереи, покои игумена, кельи монахов, трапезная со столами D-образной формы, кухня, пекарня, хозяйственные постройки, склад, кладовые, где хранились все вещи и продукты, вино, овощи, хлеб, различные мастерские, даже лавки, винодельня, баня, комнаты для приезжающих гостей, без которых не обходился ни один монастырь. Иногда здесь можно было не только переночевать, но и поесть, переодеться и переобуться, используя старую одежду монахов, и даже быть похороненным на специальном кладбище. Монастырскую библиотеку и хранилище документов обители для защиты от пожара старались разместить в отдельно стоящей башне. Стоило все это хозяйство недешево: постройка даже маленькой церкви обходилась в начале XII в. в 30 номисм (22 номисмы материалы и 8 номисм — двухмесячная работа каменщика).

Жизнь за монастырскими стенами текла по своему раз и навсегда установленному, строго упорядоченному расписанию, в котором ведущая роль отводилась религиозным обязанностям. Глухой ночью, между часом и тремя, раздавался сигнал гидрология — водяных часов, по этому звуку поднимался афипнист — дословно «бодрствующий», «неспящий», который обходил спальни со светом и будил звуком деревянного молотка, стучавшего по билу, подвешенной деревянной доске — ксилону, симандру , или звонил в бронзовый колокольчик, иногда с надписью Трисагион — молитвенного песнопения Трисвятое. Зевая и зябко поеживаясь от ночной прохлады, иноки тянулись в монастырский кафоликон на утреню — месониктикон , дословно «среденочье». На рассвете вновь для афипниста звучал гидрологий и бил симандр, поднимая едва успевших заснуть, полусонных иноков на чтение «часа первого» , или заутрени. Тогда же открывались ворота обители, чтобы местное население могло присутствовать на церковной службе. Затем каждого монаха ждала привычная работа, — кто отправлялся пахать, жать, собирать виноград или плоды, рыбачить, кто трудился в мастерских, прачечной, в больнице-носокомионе или ксеноне, кто месил тесто, плел корзины, циновки. В середине утра, около девяти часов, симандр отбивал «час третий» , после чего можно было позавтракать и опять вернуться к работе. В середине дня наступал «час шестой» , а затем обед — единственная горячая и сравнительно обильная еда за весь день и два часа положенного отдыха, когда можно было подремать, после чего трудились уже до захода солнца. Во второй половине дня, около 15 часов, читали молитвы «часа девятого» . Но чаще их пропускали и за час до захода солнца служили вечерню — гесперинон , а с заходом солнца — повечерие — аподеипнон . Но уже через несколько часов сна вновь раздавался бой симандра. Бормоча псалмы, надо было вставать, чтобы молиться и снова работать, работать, работать во славу Господа и обители, пока не придет смерть. Только она одна была в состоянии разорвать железный круг монастырских часов, в которых, как в невидимых цепях, оказывался заключен любой инок.