Сергей Сорочан - Ромейское царство

Что касается флота, то его подразделения для морских и речных операций входили в ранней Византии в структуру, называвшуюся квестура эксцерцитус (questura excercitus), и были сосредоточены в ключевых портах Балкан и Сирии. Поначалу небольшие флотилии, отдельные эскадры базировались на Дунае, в североиталийской Равенне и в Константинополе. Бассейн Эгейского моря служил важнейшим источником пополнения, снабжения моряков и кораблей. Но как самостоятельная сила ранневизантийский военно-морской флот играл подчиненное, второстепенное значение. Этому находится простое объяснение: с того времени, как Средиземное море надолго стало «римским озером», и в основном было покончено с пиратством, необходимости в содержании многочисленного военного флота не было, если не считать обеспечения переправ через реки, тот же полноводный Дунай. Кроме того, в случае крайней надобности, использовали для военных целей имевшиеся в изобилии торговые, грузовые вспомогательные суда, моряков на которых тоже оснащали луками, стрелами, пращами, копьями, дротиками, щитами, доспехами (металлическими и из двойных проваренных шкур) и вообще всем необходимым для войны.

Впрочем, это не мешало византийцам уже в начале VI в. иметь мощные военные корабли, которые в отличие от тихоходных «круглых» торгашей, могли двигаться не только под парусом, но и на веслах. Они имели одну главную мачту, два ряда весел, низкие надводные борта, легкую конструкцию и развивали крейсерскую скорость до 8–9 узлов (40–50 км. в час), отчего получили название дромоны — дословно «бегуны, гонщики». Гребцы орудовали веслами прямо через отверстия в бортах, а их места были укрыты съемными щитами.

Угрожающе торчали на носах таких кораблей бивни-шипы таранов, способные крушить скамьи гребцов противника. Около мачт высились ксилокастроны — деревянные башенки с оградами, откуда в неприятеля пускали длинные и маленькие стрелы, называемые «мыши», метали камни, железные шары с шипами, горшки с зажигательной смесью, удушливой негашеной известью, даже ядовитыми змеями, скорпионами. Протаранив корабль, на него при помощи подъемников обрушивали тяжести, лили жидкую горящую смолу, с помощью насосов или сифонов затопляли вражеское судно. Даже гребцы на нижней палубе активно участвовали в сражении — кололи длинными копьями или метали их через отверстия для весел.

Со временем боевые дромоны стали строить все больших размеров, с более широкой средней частью, даже двухпалубные, с двумя рядами гребцов от 25 до 50 человек на каждой стороне каждой палубы, хотя надо учесть, что над верхней скамейкой для гребцов верхней палубы не было. Вместе с похожими хеландиями, такие суда могли служить как для военно-морских целей, так и для перевозки войск, грузов, лошадей. Самые большие из них, если верить византийским источникам IX–X вв., были способны взять на борт от ста до двухсот человек, половину из которых составляла обученная «морская пехота», тогда как в VI в еще преобладали дромоны на пятьдесят-сто человек.

Действия судов в строю четко координировались посредством обмена условными сигналами, которые передавали с корабля на корабль с помощью флагов, белых полотнищ, горящих факелов, дыма, зеркал или отполированных до блеска мечей. Так, сигналы флажком-камилавком можно было подавать, поднимая его вертикально, наклоняя вправо или влево, покачивая из стороны в сторону, спуская или меняя конфигурацию и цвет. Этим достигался прием команд о задуманных перемещениях судов, о порядке их построения перед битвой (полумесяцем, в линию или в два-три ряда), о решении сражаться или уклониться от битвы, снижении или повышении скорости движения, расположении засады и пр.

Периодически устраивались военно-морские учения, когда суда чередовали боевые построения, тесные формирования и лобовые атаки. В целом, византийский флот оставался достаточно сильным, особенно тогда, когда в нем возникала нужда. Подобно сухопутным войскам, он сохранял навыки и здравые традиции, унаследованные от мощного римского флота, и не раз спасал положение Ромейского царства.

Очень важной стороной «Нового Рима» стало постепенно наступавшее господство христианской идеологии — потрясающий, трудно объяснимый феномен христианизации языческого общества в Римской империи. Это принесло окончательную гибель старым языческим богам, античным или традиционным религиям в Средиземноморье, хотя свои позиции они сдали далеко не сразу, а соответствующая перестройка социума растянулась на столетия.

Самая ранняя история христианства связана с неприятием в греко-римском обществе этой появившейся в I в. нетрадиционной религии, сторонников которой современники поначалу считали «последователями нового и зловредного, безмерно уродливого суеверия» (superstitio), ненавидимого за некие «кровавые преступления». Этот неприемлемый обществом новый культ подвергался кратковременным периодическим, иногда довольно жестоким государственным гонениям и преследованиям его последователей, главным образом, по причине их отказа от религии своих предков, от поклонения языческим богам и самому императору как живому богу — единственное, что тогда крепило трон от бесконечных узурпаций и кровавых гражданских войн, обеспечивало то, что можно было бы условно назвать современным термином «национальная безопасность».

При этом сами проповедники христианства отвечали на единичные и в общем то кратковременные случаи гонений заявлениями о верности императору, цитируя учение апостола Павла о том, что всякая власть от Бога (Рим. 13: 1), и совет первоверховного апостола Петра: «Бога Бойтесь, царя чтите» (1 Петр 2:17). Происходившие из самых разных социальных слоев, как верхов, так и плебса, христиане исправно платили налоги, уважали честный труд, дорожили крепостью своих семей, жили чистой, строгой жизнью, но, самое главное, видели в своей религии с ее мистическим, сакрально-неприкосновенным опытом единственную надежду на облегчение тяжкого бремени повседневной жизни, социальных кризисов, нищеты. Вместе с тем их страшили Конец света, ощущение надвигающейся катастрофы, то есть христиане с их мистицизмом отражали как раз то, чем все более проникался менталитет рядового человека эпохи поздней античности. Христианство поддерживало надежду, что страдания людей не напрасны, предлагало очень привлекательное учение о бессмертии в будущей вечной жизни, защиту всемогущего любящего Бога и некоторый высокоморальный кодекс, который вселял надежду в сердца, проникнутые аполитичностью к Римской империи и разочарованием к тщеславным, раздражительным и бессильным обитателям античного Олимпа. Христиане осуждали бессодержательную глупость римских культов, низость языческих богов, аморальность греческой философии, детскую абсурдность театра, склонность эллинов к «демоническим» искусствам, ложность учения о природном бессмертии души. Они воспринимали себя как невидимую душу мира, жили на Земле как граждане Неба, умирали, чтобы воскреснуть вновь.