Натан Эйдельман - Твой восемнадцатый век; Прекрасен наш союз…

17 мая 1858 года он писал Наталье Шаховской, вдове декабриста и внучке историка: «Вы приводите слова Гегеля, что мысль не пропадает. Да, как это справедливо, и надо признать, есть что-то таинственное в этой непропаже мысли, высказанной с убеждением, сердцем честным и правдивым… Отчего, например, не пропали, не сгнили (к чему они были уже так готовы) произведения Вашего деда, и отчего судьба натолкнула именно меня,— человека, так горячо сочувствующего ему в самых лучших, благородных его стремлениях, страждущего тем же, чем страдает он,— горячим сознанием нашего ничтожества, дисгармонии нашего механизма; болезненным раздражением при виде всякого насилия? Неужели всё это случай, простой, капризный, слепой случай!»

В результате ряд никогда не публиковавшихся работ Щербатова появляется в российской легальной печати — всё больше статьи по экономическим, финансовым делам; разумеется, главный труд — «О повреждении нравов…» — под запретом.

Но вот 15 апреля 1858 года вольная газета Герцена и Огарёва «Колокол» извещает из Лондона: «Печатается Князь М. М. Щербатов и А. Радищев (из Екатерининского века) с предисловием Искандера» (то есть Герцена). 15 июля того же года сообщалось о поступлении книги в продажу.

Итак, через 68 лет после ареста, запрета «Путешествия из Петербурга в Москву» книга ожила, вышла на свободу.

Через 68 лет после кончины Щербатова, печалившегося о «повреждении нравов», его потаённая рукопись (кем-то присланная из России) превращалась в книгу…

Идея соединить в одном томе двух столь разных деятелей — горячего революционера Радищева и благородного ценителя старины Щербатова,— идея, конечно, принадлежала самому Герцену. И вот какими словами «Искандер» приветствовал две тени далёкого XVIII столетия:

« Князь Щербатов и А. Радищев представляют собой два крайних воззрения на Россию времён Екатерины. Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противуположные стороны. Щербатов, отворачиваясь от распутного дворца сего времени, смотрит в ту дверь, в которую взошёл Пётр I, и за нею видит чинную, чванную Русь московскую, скучный и полудикий быт наших предков кажется недовольному старику каким-то утраченным идеалом.

А. Радищев — смотрит вперёд, на него пахнуло сильным веянием последних лет XVIII века… Радищев гораздо ближе к нам, чем князь Щербатов; разумеется, его идеалы были так же высоко в небе, как идеалы Щербатова — глубоко в могиле; но это наши мечты, мечты декабристов».

В книге о прошлых веках легко переноситься через 20, 50, 68 лет… Но как долго, как бесконечно долго было в жизни. Радостно глядит 1858-й на далёкий 1790-й…

В том, 1790-м, медленно везут в Сибирь Радищева; глубоко прячутся тетради Щербатова…

«Тамбовского наместничества в Кирсановской округе в селе Никольском. Его высокородию господину бригадиру милостивому государю моему Сергею Михайловичу Лунину от тайного советника Никиты Артамоновича Муравьёва и гвардии капитана Михаила Никитича Муравьёва из Петербурга.

Dearest child! You did afford me the greatest pleasure by addressing me some lines in a language in which you can be by far my master [8] «Милое дитя! Ты доставил мне величайшее удовольствие, адресовав ко мне несколько строк на том языке, которому ты мог бы меня обучать» (англ.). .

Я вижу в этом доказательство твоей дружбы ко мне… Благоволящий к тебе дедушка Никита Артамонович заверяет тебя, равно как и твоих брата и сестру, в своих самых тёплых чувствах. Мишенька доказывает, что он любит Папиньку и помнит Маминьку, исполняя должность свою и стараясь сделаться добрым и способным человеком. Никитушка со временем будет догонять своего большого братца, а Катинька вырастет велика, чтоб иметь в них двух друзей, нежных и постоянных…»

Автор письма — один из просвещённейших людей своего времени, писатель, историк Михаил Никитич Муравьёв. Из Петербурга его послание будет недели через две доставлено в Тамбовскую глушь, где живут его четыре близких родственника: двое младших (Никитушка, Катинька) за малолетством ещё не сумеют прочитать, зато как обрадуются двое старших: тридцатипятилетний отставной бригадир Сергей Лунин и пятилетний Михаил Сергеевич, уже пишущий по-английски, но ещё нуждающийся в русском букваре.

Письмо петербургского дядюшки, можно сказать, «переполнено» роднёю, да какою! Упоминаются Иван Матвеевич и Захар Матвеевич Муравьёвы — друг другу родные братья, автору же письма — двоюродные… Там, в столице, они, оказывается, все съехались на семейное событие, и престарелый Никита Артамонович Муравьёв (отец Михайлы Никитича и дедушка пятилетнего «английского дворянина») крестит ещё одного Муравьёва, пополняющего славный «муравейник»,— Матвея Ивановича.

А через пять с небольшим месяцев из столицы в «Тамбовское наместничество» прибудет ещё одно похожее известие:

«Дни три назад у Захара Матвеевича родился сын и назван по имени дедушки Артамоном, который дядюшке и братцам и сестрицам рекомендуется. Батюшка изволил крестить…»

Итак, в письмах много — о младенцах.

1. О Матвее Ивановиче Муравьёве (позже он получит фамилию Муравьёв-Апостол).

2. Об Артамоне Захаровиче Муравьёве .

3. О Михаиле Сергеевиче Лунине …

Через два года у Ивана Матвеевича родится ещё сын Сергей Муравьёв-Апостол ; три года спустя у Михаила Никитича родился свой сынок — Никита Михайлович Муравьёв …

Все — будущие декабристы! Семеро из одного «муравейника»; не считая более отдалённой родни.

Эти замечательные мальчишки появляются на последних листках в огромной пачке писем, исполненных свободным «екатерининским» почерком Михаила Никитича Муравьёва и старинной скорописью папаши Никиты Артамоновича, писем, что хранятся теперь в Отделе письменных источников Исторического музея в Москве.

Однако не будем торопиться… Не станем спешить к границе XIX столетия — того века, где этим мальчикам суждено совершать главные свои подвиги…

По давней уже нашей привычке вернёмся к началу той переписки, чтобы не торопясь снова достигнуть нашей даты, апреля 1793 года…

Отступим назад лет на 16—17, когда гвардии капитан Муравьёв был ещё сержантом; когда ещё здравствовали некоторые любезные ему люди, которые до 1793-го не доживут…

«Милостивому государю батюшке, действительному статскому советнику и Тверского наместничества Палаты гражданских дел Председателю Никите Артамоновичу Его превосходительству Муравьёву в Твери от сержанта Михайлы Муравьёва из Петербурга.