Павел Щеголев - Первенцы русской свободы

Что касается до переписки Леопольдова с дворовым человеком Брызгаловым, оная нисколько и не касается сего предмета, и по содержанию своему совсем посторонняя для настоящего дела, по которому Леопольдов был предан суду.

Таким образом, департамент, по ближайшем и внимательном соображении обстоятельств сего дела, не усматривая ни в чём более вины Леопольдова, кроме одной неосновательности в неуместной надписи на стихах Пушкина о 14 числе декабря, и имея в виду пример высочайшего решения о подсудимых по сему же делу воинских чиновниках, которые за содержание у себя означенных бумаг втайне от своего начальства и за сообщение оных другим, не были подвергнуты столь тяжкому наказанию, к какому осуждается Правительствующим Сенатом Леопольдов,— полагает за означенную неосновательность его, Леопольдова, вменить ему в наказание содержание более года в остроге и подтвердить, чтоб впредь в поступках был основательнее.

С сим вместе гражданский департамент полагает поручить начальству, в ведомстве которого Леопольдов будет служить, чтоб оно обращало особенное внимание на его поведение, оставляя за тем заключение Правительствующего Сената по прочим дела сего частям в своей силе».

Таким образом, Н. Мордвинов, А. Балашов и А. Оленин, подписавшие журнал гражданского департамента, не сочли нужным усугублять приговор, постановленный Сенатом относительно Пушкина и обязывавший его не выпускать своих сочинений в публику без рассмотрения и пропуска цензуры.

28 июня журнал департамента был рассмотрен в общем собрании. Общее собрание, утвердившее мнение департамента, оказалось неблагоприятно настроенным по отношению к Пушкину. «Государственный совет, — гласит журнал, — в общем собрании, находя заключение департамента гражданских и духовных дел по сему делу правильным, положил оное утвердить с таковым в отношении к сочинителю стихов означенных Пушкину дополнением , что по неприличному выражению его в ответах своих насчёт происшествия 14 декабря 1825 года и по духу самого сочинения, в октябре 1825 года напечатанного, поручено было иметь за ним в месте его жительства секретный надзор» [830].

Журнал общего собрания подписали гр. В. Кочубей, кн. Алексей Куракин, кн. Д. Лобанов-Ростовский, гр. П. Толстой, Г. Строганов, А. Сукин, К. Опперман, кн. Александр Голицын, Г. Кутузов, гр. А. Чернышёв, М. Сперанский, А. Оленин, Фёдор Энгель, кн. Алексей Долгорукий. Кто из них был виновником отягощающей Пушкина прибавки к приговору, трудно сказать. Отметить следует, что кн. Голицын и гр. Чернышёв были членами Следственной комиссии, а все они, кроме Голицына и Чернышёва, участвовали в Верховном суде над декабристами.

Вторая часть мемория общего собрания Государственного совета 28 июня 1825 года, заключавшая в себе, между прочим, положение Государственного совета по делу о Леопольдове, была представлена государю 25 июля 1828 года. По объявленному председателем высочайшему повелению за № 1479 положение Государственного совета было утверждено.

При исполнении этого высочайшего повеления, т. е. при сообщении его в Сенат, вышло маленькое недоразумение, сущность которого видна из следующего секретного письма (от 13 августа 1828 года за № 499) председателя Государственного совета графа В. П. Кочубея к исправляющему должность государственного секретаря статс-секретарю В. Р. Марченко.

Секретно.

Милостивый государь мой, Василий Романович!

«В Высочайшем повелении, заготовленном Государственной канцелярией по делу о кандидате 10 класса Леопольдове, включены все суждения в Государственном совете бывшие и в журналах оного помещённые. — Между прочим, заключаются в сей бумаге следующие два обстоятельства: а) что чиновник 14 класса Коноплев употреблён был по секретной части, в) что Государственный совет положил иметь за сочинителем Пушкиным секретный надзор.

Не щитая приличным упоминать о сём в высочайшем повелении, которое по заведённому порядку не только будет гласно в Правительствующем Сенате, но и передано из оного будет для исполнения в Уголовную палату, — я полагаю не вносить в сию бумагу означенных двух предметов; а касательно Пушкина сообщить высочайше утверждённое положение Государственного совета отдельно г. главнокомандующему в С.-Петербурге и Кронштадте и выписку из дела о том, что до Пушкина относится.

Сообщая о сём вашему превосходительству для исполнения, имею честь быть с совершенным почтением

вашего превосходительства покорнейший слуга

Главнокомандующий граф Толстой был уведомлен отношением за № 500 от 13 августа 1828 года. В этой бумаге Пушкин был поименован «известным стихотворцем нашим».

13 же августа Государственная канцелярия препроводила отношение и управляющему министерством юстиции для исполнения высочайшего повеления по делу Леопольдова. 20 августа состоялось определение Сената, и 27 августа дан Указ в Новгородскую палату.

Дневник Пушкина… Первое впечатление: скупость, осторожность и сдержанность автора. Скупость — обычная, Пушкинская, а сдержанность — чрезмерная, почти граничащая с объективизмом. Об интимной, внутренней жизни — ни слова. Молчит Пушкин и о творческой своей жизни, роняя две-три фразы о своих произведениях в связи с их внешней историей (цензурой, подавлением в печати). Пушкин заносит в дневник только наблюдения над окружающей жизнью и собирает осколки прошлого в рассказах своих современников. Но и наблюдения Пушкин записывал с щепетильной осторожностью. Предназначал он свои записки для потомства, но боялся, что они попадут в руки современников, а потому сдерживал себя. Занося в дневник тот или иной факт, Пушкин обычно ни одним словом не оговаривался о своём отношении к нему. Оценок почти нет. Фактическая насыщенность дневника и отсутствие оценок лишают возможности даже поставить вопрос о действительных взглядах автора. Но если Пушкин не сообщает нам, как он относится к описываемой им действительности, это ещё не значит, что у нас отнята возможность определить его отношение к отмеченным в дневнике лицам и событиям. Задача, конечно, усложняется, и к её решению нужно идти не всегда лёгким путем анализа. Оставляя дневник потомству, Пушкин преследовал исторические задачи, но историческое дело он творил, как художник.

Не всё, что видел и слышал вокруг себя Пушкин, заносил он в дневник; он выбирал факты, и изучение самого процесса отбора может привести нас к уяснению взглядов самого Пушкина, его отношения. Когда Пушкин заносил ту или иную деталь на память потомству, он смотрел на неё, как на деталь картины, которую нарисует в будущем на основании записей дневника или он сам, или неведомый читатель и исследователь. Для выяснения взглядов Пушкина необходимо всякой записанной Пушкиным детали отыскать место в картине. Мы должны оправдать надежды, которые Пушкин возлагал на потомство, оставляя ему свой дневник; мы должны под лаконичными, скупыми и нарочито объективными сообщениями дневника разгадать настоящие намерения автора, открыть его мысли и чувства при созерцании окружавшей его действительности.