Павел Щеголев - Первенцы русской свободы

23-го ноября 1832 года мать С. Г. Волконского, статс-дама княгиня Волконская, урождённая княжна Репнина, обратилась к императору Николаю Павловичу с следующим прошением:

«Августейший монарх, всемилостивейший государь!

Милости вашего императорского величества обильно на меня изливающиеся,— преисполняя меня верноподданическою, глубочайшею благодарностью, облекают смелостью повергнуть к подножию престола вашего величества всеподданнейшую просьбу мою.

По силе духовного завещания сына моего Сергея Волконского имение его: родовое в Нижегородской и Ярославской губерниях 2127 мужеского пола душ и благоприобретённый дом в Одессе, хутора близ сего города и деревня Новорепьевка в Таврической губернии, поступили в 1827 году: родовое,— как принадлежащее малолетнему сыну его князю Николаю Волконскому,— в опекунское управление, а благоприобретённое,— следующее жене его же Сергея Волконского Марии, урождённой Раевской,— в управление отца её генерала Раевского, сообразно данной ему от дочери его доверенности, коею Раевской уполномочен был принять впоследствии и подлежащую Марии Волконской из родового имения 7-ю часть.

По кончине показанного внука моего [461], дети мои, генерал от кавалерии князь Репнин и двора вашего императорского величества егермейстер князь Волконский, будучи законными наследниками вышепоказанного родового имения, заблагорассудили оставить оное в пожизненном владении у супруги брата их Сергея, разделяющей с ним судьбу его, и потому, руководствуясь согласием родителя её, генерала Раевского, уполномочили его 12-го марта 1829 года, представляемой при сём в копии доверенностью, как на уплату казённых и частных долгов посредством мер в оной доверенности означенных, так и на принятие в его заведывание, управление и распоряжение всего помянутого имения по полученной им от дочери указанной доверенности; но за последовавшей в том году кончиною его, Раевского, все сии предположения остались без исполнения.

После сего дети, сохраняя те же чувствования о неприкосновенности к имению брата их, в продолжение жизни жены его, а сия, принимая то с благодарностью, поручили мне все трое распоряжение означенным имением и исполнение всех мер в помянутой доверенности заключающихся.

Желая ускорить развязку долговых дел, отягощающих имение, принадлежавшее Сергею Волконскому, и так как братья его передали оное в пожизненное владение невестке нашей, которая письмом её ко мне, хотя продажу частию вышепоказанных имений и предоставила усмотрению моему, но продажи сей, без формального с её стороны уполномочия, я не только не могу совершить, но и получить оного по настоящему её положению не предвидится никакой возможности, в таковом положении дел не находя к скорейшей уплате долгов и к устройству имения другого средства кроме милосердного воззрения вашего императорского величества, как на вышеизложенные обстоятельства, так и на преклонные лета мои, повергаюсь священным стопам вашего величества и умоляю благость вашу, всемилостивейший государь, о высочайшем повелении учредить для распоряжения помянутыми имениями попечительство с определением в оное членами вместе со мною действительного тайного советника Оленина и тайного советника Булгакова, которые изъявили на сие своё желание.

Попечительству сему поставить в обязанность, действуя с полною властию по распоряжению имением, удовлетворить долги, ежели нужным найдётся, и продажею назначенных частей имения; просить о перезаложении сделанного займа в С.-Петербургском Совете на больший срок, и учинить заём; вообще исполняя все меры в вышеупомянутой доверенности, данной Раевскому, изложенные, стараться о возможном благосостоянии имения, совершая на случай приобретения имения в пользу невестки моей законные на то акты.

Монаршее снисхождение к сей моей всеподданнейшей просьбе доставят мне душевное спокойствие в продолжение немногих уже лет земного моего существования.

Всемилостивейший государь, вашего императорского величества верноподданная княгиня Волконская, урождённая княжна Репнина. 23-го ноября 1832 года».

Затруднения статс-дамы Волконской вытекали из того обстоятельства, что ни одна инстанция не решалась засвидетельствовать доверенности, выданной женой государственного преступника княгиней Волконской. На основании точного смысла предписания тайного советника Лавинского, жена, последовавшая за мужем в каторгу, теряла права прежнего звания, и должна была быть признаваема женою ссыльно-каторжного и, следовательно, лишалась права состояния. Но предписание, вводившее радикальные изменения в законодательство о правах состояния, не было объявлено и держалось под секретом; немудрено, что сами власти останавливались в недоумении перед приведением в исполнение бумаги Лавинского. Мы уже видели, что по поводу дел Давыдовой и Стройниковой, был заявлен принцип непричастности жён государственных преступников вине их мужей. Следовательно, просьба статс-дамы Волконской могла бы быть решена на основании прецедентов, но на этот раз император Николай заблагорассудил приказать произвести пересмотр положений о правах жён декабристов.

26-го ноября 1832 г. граф А. X. Бенкендорф, по высочайшему повелению, препроводил просьбу кн. Волконской министру юстиции Д. В. Дашкову с просьбой дать по содержанию этой просьбы заключение, имеет ли жена государственного преступника Сергея Волконского право на распоряжение имением , по кончине сына её Николая Волконского оставшимся. Министру юстиции оказалось неизвестным предписание Лавинского; правда, основное положение о том, что жёны государственных преступников, признанные жёнами ссыльно-каторжных, теряют права состояния, находилось ещё и в правилах, сообщённых московскому военному генерал-губернатору, но эти правила были знакомы министру юстиции только по частной копии [462], оказавшейся в делах департамента министерства юстиции. Таким образом, при ответе графу Бенкендорфу, министр юстиции должен был основываться на существующих узаконениях, которые, как мы видели, не содержали никаких ограничений прав жён, следующих по собственной воле за лишёнными прав мужьями, на относящихся к сему вопросу постановлениях, из которых министру юстиции было известно только одно, и на бывших примерах (дела Давыдовой и Стройниковой). Действующие узаконения и бывшие примеры коренным образом расходились с «постановлением», и министр юстиции, знакомый лишь из частной копии с актом, изменявшим действовавший закон, не решился придать ему буквальное толкование. Пытаясь согласить постановление с законом, министр юстиции старался основать свои мнения на том, что «в правилах не сказано, чтобы жёны государственных преступников, разделяющие судьбу своих мужей, безвозвратно теряли права своего прежнего состояния» [463]. Бывшие же примеры (дела Давыдовой и Стройниковой.— П. Щ.) давали возможность министру юстиции истолковывать высочайшую волю в том смысле, что невинные жёны преступников могут по желанию сохранять своё прежнее положение в обществе; следовательно, и те из них, которые добровольно разделяют участь мужей, не лишаются совершенно пользования собственностью и ограничиваются в этом праве особыми мерами, имеющими в виду не жён, а самих преступников. На основании всех этих соображений, по данному вопросу министр юстиции полагал, что жена преступника Волконского, располагавшая доселе имением, доставшимся ей по завещанию мужа её, «не лишается прав наследства и может располагать доходящими ей на законном основании имениями, посредством способов, законом дозволенных».