Евгений Воробьев - Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942)

Уже первое полугодие войны потрясло советский народ вандализмом и нравственным дикарством, непостижимыми уму изуверствами представителей "высшей", "превосходительной", арийской расы, их омерзительным обликом. Факельщики и минеры превращали деревни, поселки, города в сплошные пожарища, каменоломни, пустыри, кладбища. Грабежи, насилия над женщинами, растление малолетних, садистские убийства детей, пытки, расстрелы заложников и пленных, учиняемые карателями…

Еще 16 сентября фельдмаршал Кейтель, начальник штаба германского верховного командования, подписал строго секретный приказ, вызванный ростом партизанского движения, растущей силой народного сопротивления на захваченной советской территории. В приказе отмечалось, что "повсеместно вспыхнуло коммунистическое повстанческое движение", которым централизованно руководит Москва. Кейтель отмечал, что возросла угроза для "немецкого руководства войной".

" Фюрер распорядился повсюду пустить в ход самые крутые меры для подавления движения… При этом следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью. Искуплением за жизнь одного немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна считаться смертная казнь для 50—100 коммунистов. Способ приведения приговора в исполнение должен еще больше усилить устрашающее воздействие ".

Кейтель рассылал этот приказ, уже будучи военным преступником. Хотя 8 мая 1945 года, подписывая в Карлсхорсте под Берлином акт о безоговорочной капитуляции Германии, выглядел весьма респектабельно: в перчатках, с коротким фельдмаршальским жезлом.

Вопреки палаческому приказу Кейтеля, сила народного сопротивления оккупантам возрастала. Эсэсовский террор не мог подавить сопротивления советских патриотов.

В дневнике унтер-офицера О. Зайбольда, убитого под Москвой в начале декабря, можно прочесть:

" 24 ноября. Как разведывательная команда идем впереди через лес до Горки. Заняли позицию на ферме. Маленькие, веселенькие домики тают на глазах, прожорливый огонь съедает один домик за другим…

25 ноября. Проехал через город Истра. Мы находимся по ту сторону понтонного моста. Каждый поспешно окапывается… Общее настроение определяется событием, происходящим за нашим домом. Эсэсовцы беспрерывно расстреливают одного пленного за другим… С холодным спокойствием русские один за другим подходят к сараю, становятся к стене, как будто ничего особенного не происходит… Такого стального, преданного фанатизма я еще никогда не видел!"

Командир танковой группы наших войск Герой Советского Союза полковник Поль Арман писал жене с дальних подступов к Москве из 20-й армии:

"…Чем дальше фашисты рвутся, тем больше сила нашего сопротивления и сила мщения. Сколько к ним ненависти у жителей! Не все видели жестокость фашистов, и в тылу не могут представить весь этот ужас. Помнишь, в начале войны я с недоверием относился к подобным сообщениям? Теперь я вижу людей, все это переживших. Вижу спаленные села, женщин, изувеченных ради прихоти дегенерата-фрица. Этим сволочам можно отплатить только одним — истреблением…

…Идет дед и ведет за руку двух своих внуков — пяти и двенадцати лет. Увидев меня и группу моих старших командиров, старик стал на колени, отвесил нам земной поклон и благословил Красную Армию, Советскую власть, освободившую их от рабства… На шее деда и старшего внука висели ярлыки с названием деревни. За выход из деревни — расстрел на месте. Сколько перебито детей! Понуждаемые голодом, они ходили в лес по ягоды. Детей, в том числе грудных, пьяные фашисты бросали в колодцы, чтобы садистски любоваться горем матерей…

Я никогда не видел прежде столь потрясающих картин человеческого горя и унижения, какие наш народ терпит под фашистами. Я многое видел, но волосы шевелятся иногда от ужаса… Не думал, что война может еще чем-то удивить и поразить… Но фашисты меня поражают вновь и вновь…"

Партизаны Уваровского района рассказали москвичам по радио о трагической судьбе коммунистки Александры Мартыновны Дрейман, работника райисполкома. Невысокая, коротко остриженная женщина 33 лет, дочь латыша, боровшегося за Советскую власть и бежавшего от преследований из буржуазной Латвии в Подмосковье. Семья жила бедно, девочка Шура в школу не ходила, позже выучилась грамоте на курсах ликбеза. Дрейман была очень нужным человеком в партизанском отряде: до войны работала в дорожном управлении и хорошо знала подрывное дело. Внезапно она ушла из отряда, немногие знали, что готовилась стать матерью. Ее захватили на квартире в поселке, домогались, где скрываются партизаны. Она ответила: "Предателем Родины никогда не стану, где партизаны — не скажу". Допрашивал ее комендант поселка обер-лейтенант Хаазе, раненный партизанами под Смоленском. Фашисты избили Дрейман до беспамятства и бросили в холодный сарай. В одну из зимних ночей начались преждевременные роды. В сарае, на соломе она родила сына. Фашисты требовали, чтобы она указала дорогу в партизанский отряд, Дрейман отказалась, и тогда ребенка закололи штыками. Ее раздели и держали голой два дня, не давая есть. Ослабевшая от перенесенных мук, гордая и непокоренная шла она на казнь. Крикнула: "Матери! Слышите меня?

Всем скажите… Сына своего не пощадила, а правды нашей не выдала". Расстреляли ее за больницей в карьере кирпичного завода, а тело бросили в пруд.

О Дрейман напечатала "Правда", ее подвиг нашел отражение в повести Ванды Василевской "Радуга". Писательница назвала героиню украинкой Оленой Костюк, но в основу повести и одноименного фильма Марка Донского легла судьба подмосковной партизанки, посмертно награжденной орденом Ленина.

В канун 1985 года в Смоленске судили трех палачей-карателей. Жительница деревни Леоново Сафоновского района Таисия Семеновна Горшкова чудом уцелела, когда за связь с партизанами расстреляли 250 крестьян.

— Мне было тогда одиннадцать лет. Убивали нас группами, в каждой — человек по двенадцать. Я оказалась в группе рядом со своей бабушкой. В последний момент она и заслонила меня собой от пуль. До сих пор не дают спать воспоминания: лежу под убитой бабушкой, и на меня течет ее кровь… Где-то рядом кричит мой братик: "Дяденьки, дострелите же меня!" Он был ранен и ему, видать, сильно больно было. Дострелили…

Приведем страшную цифру: за годы оккупации Смоленщины фашисты уничтожили 351 630 мирных жителей. Кровавый след оставила война — 278 воинских и партизанских кладбищ и 99 братских могил местных жителей, умерщвленных оккупантами.

В архиве 160-й стрелковой дивизии можно найти воспоминания комиссара 1295-го полка А. Перченкова и старшего политрука И. Рыжова о боевых действиях ополченцев в Боровском районе и близ Вереи.