А. Роджер Экерч - На исходе дня. История ночи

Такие люди, «неискусные в обмане», были «слишком решительны», чтобы «выносить обиды», «слишком горды, чтобы льстить, слишком честны, чтобы лгать, слишком прямодушны, чтобы ублажать», по крайней мере в темное время суток, когда в наименьшей степени чувствовалась гнетущая атмосфера дня. Но все же гораздо важнее для них была спровоцированная ночью оголтелая погоня за удовольствиями. Наслаждение, свободное от социальных обязательств и ограничений. Автор «Распутника» (The Libertine ; 1683) утверждал: «Пусть россказни про небеса достанутся глупцам, / А мир с утехами его вполне подходит нам» [59] Перев. А. Сагаловой. .

Генри Пичем, в ужасе от подобного распутства, оповещал в своем сочинении «Совершенный джентльмен» (The Compleat Gentleman; 1622), что «быть пьяным, сквернословить, таскаться по проституткам, следовать моде и ничем не заниматься — в настоящее время это признаки и приметы, характеризующие значительную часть нашего дворянства» 17.

В крупных или малых городах такие юноши обычно днем спали, а после заката пьянствовали и дебоширили. Некоторые откровенно резвились на аристократических собраниях, шокируя «менее развращенных». На концерте в 1706 году герцог Ричмонд предложил погасить свечи, чтобы гости «могли делать все, что им вздумается», однако это вызвало возражения здравых людей, «ведь присутствовало так много их жен и родни». Чаще всего молодые люди отказывались от приличных развлечений в угоду непристойным, предпочитая получать удовольствие от грубой обстановки борделей и пивных. «Пропить свой ум и растранжирить свое имение» — так выразился об этих задирах один из критиков. Сэмюэл Джонсон окрестил их «уличными лордами, переполненными до предела дурачествами, юностью и вином». В 1730 году лондонская газета утверждала: «Есть некое наслаждение в кратковременном падении на дно» 18.

На самом деле можно заподозрить, что, несмотря на ярко выраженную антипатию к бедным, элита часто завидовала их «вульгарным развлечениям». Такова была, судя по уцелевшим фрагментам, тема комедии Ричарда Стила «Джентльмен» (17??). «Я думаю, вы счастливее нас, господа», — говорит сэр Гарри Северн слуге Тому Димплу, прежде чем спуститься с ним в «низший мир» для ночного разгула. В 1718 году герцогиня Орлеанская поверяла своему другу: «Крестьяне из Шветцингена и Офтерсхайма часто собирались вокруг меня и вели беседы, и с ними мне было гораздо веселее, чем с герцогинями из cercle [60] Высший круг ( фр .). ». Предания говорят, что даже император Священной Римской империи Карл V (1500–1558) пришел в восторг от вульгарных манер простолюдина, с которым однажды вынужден был коротать ночь под Брюсселем. Рассказывают, что Карл от души хохотал над грубой речью крестьянина, пока тот мочился, не подозревая о том, кем на самом деле являлся его собеседник. «Ты пердишь», — упрекнул его Карл, на что крестьянин огрызнулся: «Хорошая лошадь всегда пердит, пока мочится!» 19

Джеймс Босуэлл, будущий владелец наследственного имения Охинлек, периодически извлекал удовольствие из связей с уличными девками. Будучи с визитом в Германии, он записал в дневнике: «Вечером почувствовал острую нужду пройтись, посмотреть на проституток Дрездена и развлечься, как я это делал в Лондоне. Низко. Низко». «Низкий кутеж» не только сулил плотские радости, но и был крайне привлекателен сам по себе, поэтому иногда Босуэлл прибегал к переодеванию. В июне 1763 года в Лондоне, в празднование «Ночи рождения Короля», он надел поношенный темный костюм с «грязными штанами из оленьей кожи и черными чулками». Решительно настроенный «побыть мерзавцем и увидеть все, что только можно увидеть», он прошелся по всему городу от шлюхи к шлюхе, попеременно называясь то цирюльником, то солдатом, а молодой проститутке с улицы Уайтхолл даже представился разбойником с большой дороги! «Я вернулся домой около двух часов ночи, очень усталый», — записал он. Даже священники нарушали свои обеты, развлекаясь в пивных и борделях. В XVII веке во Фландрии два официальных лица, декан Генри Уиггерс и каноник Арнольд Крайтерс, во время своих «ночных забав» в тавернах не только пили и играли в азартные игры, но также плясали и дрались. «Проткни его насквозь!» — кричал каноник своему другу в один из бурных вечеров, проведенных в таверне «Корона», пока тот дрался с противником. Путешественники объясняли недостаток фонарей на улицах крупных итальянских городов якобы желанием католических прелатов обделывать свои интимные делишки в темноте. Вот как высказался об этом один из посетителей Рима: «Сама по себе темнота улиц была подозрительна, ибо и к жизни ее вызвали помыслы не слишком духовного свойства» 20.

Скрытая прелесть ночи не была чужда и женщинам благородного происхождения. Помимо бремени придворного этикета, они несли еще и бремя семейных ограничений. Их жизнь крутилась вокруг дома даже в большей степени, чем у простых женщин, а возможностей для личной реализации или независимости было еще меньше. Героиня баллады «Гибель любви» жалуется на насильственные браки, от которых страдают девушки:

Выйдя замуж, сокрушалась Маргарет Кавендиш, женщины вынуждены были «постоянно жить как на маскараде», пряча свое истинное лицо. В «Речах» ( Orations ; 1662) Кавендиш одна из героинь замечает, что мужчины «охотно похоронили бы нас в своих домах или постелях, как в могиле». В результате, возмущалась она, «мы пребываем в таком же незнании самих себя, в каком они — нас» 21.

Жены и дочери из семей знати посвящали день домашним заботам, а ночью, несмотря на традиционные запреты, старались покинуть дом без сопровождения. В одном из художественных произведений XVII века героиня советовала другой: «Раз он отбирает у тебя свободу днем, бери ее сама ночью». Персонаж поэмы Джованни Боккаччо «Корбаччо» (II Corbaccio ; ок. 1365) изумляется способности женщин, отправляющихся на тайные встречи, преодолевать ночью огромные расстояния, несмотря на присущие им страхи перед «призраками, духами и привидениями». Известно, что некоторые жены прикрывались чужими именами. В 1559 году лондонский драматург Джордж Чапмен писал о «сотне леди в этом городе, которые пляшут и веселятся в компании щеголей всю ночь, а утром возвращаются в постель к мужу такими невинными, словно их только что окрестили». Частые гостьи на таких «благородных увеселениях», как маскарады, аристократки, по слухам, также играли в азартные игры, шумно веселились и занимались проституцией. Например, во времена Реставрации таковыми были неразборчивые придворные дамы вроде Барбары Палмер, графини Кастлмэйн, которую вожделел Сэмюэл Пепис. Ее любовь к азартным играм была столь велика, что поговаривали, будто она «за одну ночь могла выиграть 15 тысяч фунтов, а на следующую, вновь проведенную за игрой, проигрывала до 25 тысяч». Апрельским вечером 1683 года три «благородные дамы из Кембриджа», облаченные в мужские костюмы, били окна и нападали на проходящих мимо женщин. Сообщали, что госпожа де Мюран, проживающая отдельно от своего супруга, графа де Руссийона, распевала со своей любовницей «похабные песенки по ночам, да и в остальные часы тоже» и даже «мочилась из окна» своего парижского дома после «продолжительного дебоша». Несомненно, что, в то время как в литературе получили распространение женоненавистнические настроения и страх перед женской неверностью, некоторым женщинам ночь предоставляла определенную долю личной свободы, причем не только дома, но и за его пределами. Монтескьё говорил про утро: «Часто день мужа начинается тогда, когда заканчивается день жены» 22.