А. Роджер Экерч - На исходе дня. История ночи

Разумеется, в первую очередь наслаждались насекомые. В постельном белье находили себе печально известное пристанище вши, блохи и клопы — несвятая троица энтомологии раннего Нового времени. Появление раздражения на коже, по всей вероятности, обусловлено сочетанием ее чувствительности, обостряющейся к одиннадцати часам вечера, с предрасположенностью человека к зуду. Спящим британцам не приходилось страдать от тех паразитов, включая тарантулов и скорпионов, которые досаждали европейцам, жившим в теплом климате, например в Италии. Им не приходилось бороться и с ненасытными комарами, из-за которых, главным образом летом, пользовались дурной славой английские колонии в Северной Америке; хуже того — Джон Харроуэр, слуга из Виргинии, однажды ночью нашел у себя под подушкой змею. Однако то, что люди в Британии по отношению к постельным паразитам часто употребляли военные термины, к примеру «войска», «отряды», «укомплектованный полк» и «целые армии» клопов, говорит о многом. Томас Легг в произведении «Жизнь низов» ( Low-Life ) писал о «бедняках, которые иногда, находясь в постели… нащупывали спички, чтобы зажечь огонь и начать охоту на клопов». В уличной балладе под названием «Как 25 шиллингов были издержаны за неделю» упоминаются «три фартинговые свечи для еженощной ловли клопов и блох». Естественно, «охотники» должны были подсчитать стоимость искусственного освещения, отсюда предостережение — «извести свечу и найти блоху» 32.

Реже спать мешали сами постели, по крайней мере среди зажиточных слоев населения. Невзирая на величину затраченных сумм, толщина и многослойность матрасов, вероятно, не была столь важна, — как ни странно, спящие, наоборот, пробуждались, ибо мягкость ограничивала их движения. Некоторые жаловались на жесткие постели и подушки без перьев, но эти недовольства были вызваны тем, что путешественникам приходилось спать в непривычной обстановке. Потребности отнюдь не «бедного человека» Джона Бинга, будущего виконта Торрингтона, были настолько велики, что он находил постельные принадлежности («первое удобство жизни») недостаточно хорошими «почти в каждом доме», где он «когда-либо появлялся». Он никогда не спал в постели, отличавшейся от его собственной — «шириной шесть футов и с гладким, мягким матрасом». В основном все зависело от культурных предрассудков. Мишель Монтень свидетельствовал: «Немец заболеет, если вы положите его на матрас, так же вы подорвете здоровье итальянца, постелив ему перину, и француза — положив его на кровать, не имеющую занавесей». В 1646 году, находясь в Швейцарии, Джон Эвелин страдал оттого, что вынужден был спать на «постели из листьев, так шуршавших и коловших сквозь чехол мою кожу». Тем не менее представители швейцарских высших классов предпочитали матрасы, набитые буковыми листьями, а не соломой 33. К сожалению, участью людей доиндустриальной эпохи были убогие жилища и постели, соответствовавшие их скудным запросам. Вопреки утверждению Джона Локка, что, если сон крепок, «не важно, на чем человек лежит — на мягкой постели или на жестких досках», спать на тонком матрасе, тем более на жесткой поверхности, должно быть, менее удобно человеку, чье тело истощено и имеет минимальную жировую прослойку 34.

Даже добротные матрасы не всегда были удобны для множества людей, спящих в одной постели. «Уложены как селедки», — писал Давид Бекк об одной из ночей 1624 года, которую он провел, лежа между двумя компаньонами. Французская песенка, названная «Одному спать лучше, чем вдвоем», сетовала: «Один кашляет, другой говорит, одному холодно, другому жарко, один хочет спать, другой — нет». Хуже всего было, когда с непривычки партнеры ворочались. Вынужденный однажды ночевать вместе с другом, Пепис «всю ночь едва мог заснуть, поскольку кровать была плохая и партнер был плохой». Так же и шотландско-американский врач Эндрю Гамильтон как-то ночью в Делаваре пытался заснуть в общей комнате с двумя компаньонами, один из которых, «ирландский католик», постоянно вскакивал и ворочался, «выкрикивая: „Господи помилуй!"» 35

Из-за влажности воздуха ночные горшки воняли. Женщины, жившие вдвоем в гостиничном номере, «ощущали такое дикое зловоние», что поначалу «какое-то время обвиняли друг друга», пока не обнаружили отхожее место в изголовье своих кроватей. Песенка эпохи Реставрации «Аминте как-то ночью случилось помочиться» описывает в раблезианских деталях разговор двух компаньонов, проснувшихся оттого, что им понадобилось на горшок; один бранит другого: «Та буря разразилась где-то сзади, / И, хоть ее любезно скрыли от моего взора, / Испорченный воздух возмутил мой нос». Горничная в гостинице сообщила путешественнику, спросившему о ночном горшке и уборной: «Если вы не увидите их, вы почуете их запах» 36. Конфуз происходил, когда горшки оказывались перевернутыми или разбитыми. Еще более рискованной была надежда на писсуар, часто имеющий форму маленькой фляжки 37. Альтернативным, особенно среди низших классов, был способ помочиться за входной дверью или, что было более распространено, — в очаг. Томас Тассер негодовал: «Некоторые делают ночным горшком камин, и он пахнет, как мерзкая клоака». Не имея ночного горшка, Пепис «гадил в камин» дважды за ночь, в то время как йоркширский работник Абрам Ингэм, чтобы «отливать», пользовался «башмаком на деревянной подошве». В случае если не удавалось ничего другого, итальянская поговорка наставляла: «Вы можете пописать в кровать и сказать, что вспотели» 38.

Как можно хорошо себя чувствовать,

Когда смертельно хочется спать?

Колли Сиббер и сэр Джон Вэнбру (1728) 39

Для того чтобы скрыть гнилостные запахи и чтобы наличие уборных не ощущалось в спальнях, в богатых семьях стало популярным возжигание благовоний. Козимо, герцог Тосканский, по-видимому, ставил свой стульчак, или переносной туалет, в спальне слуги 40. Но тогда и это, и многое другое было недоступно низшим слоям, лишенным благоприятных условий для сна. Хотя вредные запахи вторгались в их жилища чаще всего остального, они не были защищены ни от резких звуков, ни от холодного воздуха, ни от ненасытных паразитов. Как правило, сон семей, относящихся к низшим классам, больше, чем у кого-либо, был подвержен нежелательным воздействиям. По поводу высокой стоимости тихих квартир в Париже Буало писал, что «сон продается, как все остальное, и вы должны платить золотом за свой отдых» 41. Нервозным персонам, имеющим возможность приобрести две кровати, Бенджамин Франклин советовал «получить большое удовольствие: проснувшись в жаркой постели, встать и перейти в холодную». И, не желая беспокоить жену во время болезни или беременности, такой муж, как Пепис, всегда мог удалиться в другую комнату. Действительно, в XVIII веке аристократические супружеские пары во Франции обычно имели раздельные спальни. Бедным же семьям не было позволено ни наслаждаться занавешенными от сквозняков постелями, ни действовать подобно замученному клопами джентльмену из колониальной Северной Каролины, который поменялся кроватью со своим слугой 42.