А. Роджер Экерч - На исходе дня. История ночи

То, что «первый сон» длился определенный период времени, а за ним следовал период бодрствования, подтверждалось свидетельствами из повседневной жизни. Обычно в описаниях говорится, что проснувшиеся «имели», «приняли» или «получили» свой «первый сон». В шотландском юридическом документе начала XVII века упоминается Джон Кокберн, ткач, «уснувший первым сном и позднее пробудившийся», в то время как в «Трактате о привидениях» (A Treatise of Ghosts; 1588) Ноэля Тайльпье прямо упоминалась «полночь, когда мужчина просыпается от первого сна». «Итак, я поспал первым сном, — заявляет главный герой пьесы „Эндимион" ( Endimion ; 1591), — который был коротким и спокойным»; а слуга Клаб из пьесы Джорджа Фаркера «Любовь и бутылка» (Love and a Bottle; 1698) говорит: «Думаю, что я заснул первым сном после полуночи». «Я чувствую себя более бодрым, — заявляет Рампино в „Несчастных влюбленных" (The Unfortunate Lovers; 1643), — чем больной констебль после первого сна на холодной скамье» 11.

Хотя встречаются описания, в которых соседская ссора или лающая собака преждевременно будили людей от их начального сна, огромное количество сохранившихся свидетельств указывает на то, что обычным было естественное пробуждение, а не пробуждение вследствие нарушения или прерывания сна. Действительно, медицинские книги XV–XVIII веков часто советовали для лучшего пищеварения и более спокойного отдыха лежать на правом боку во время «первого сна» и «после первого сна переворачиваться на левый бок» 12. И даже несмотря на то, что французский историк Эмманюэль Ле Руа Ладюри не занимался изучением более поздней эпохи, в его работе, посвященной Мон-тайю XIV века, отмечается, что «время первого сна», как и «середина первого сна», — это привычная часть ночи. Действительно, хотя выражение «первый сон» употребляется не так часто, как «сумерки» (candle-lighting), «глубокая ночь» (dead of night ) или «рассвет» (cock-crow), до конца XVIII века оно остается общепринятым определением времени. Как написал в «Демонолатрии» (La Demonoldtrie; 1595) Николя Реми, «наступают сумерки, затем ночь, темная ночь, затем время первого сна и, наконец, глубокая ночь» 13.

На первый взгляд перед нами попытка представить эту особенность нарушенного сна как культурную реликвию раннего христианства. Со времени, когда святой Бенедикт в VI веке потребовал, чтобы монахи вставали после полуночи для чтения библейских стихов и псалмов («Ночью мы поднимемся для исповеди Ему»), это правило, как и другие правила Бенедиктинского ордена, распространилось на растущее число франкских и германских монастырей. В эпоху высокого Средневековья Католическая церковь активно поощряла среди христиан молитву ранним утром как средство обращения к Богу в часы, когда еще темно. «Ночные бдения, — объявил Алан Лилльский в XII веке, — были учреждены не без причины, это означает, что мы должны встать в середине ночи и пропеть ночную службу, дабы ночь не прошла без богословского восхваления». Самым известным сторонником этого уклада был святой Хуан де ла Крус, автор трактата «Темная ночь души» (The Dark Night of the Soul; ok. 1588), однако в Англии как среди католиков, так и среди англикан, и в XVII столетии все еще раздавались голоса, предписывающие поздние ночные бдения. Хотя пуританский богослов Ричард Бакстер считал «щегольством и оскорблением Бога и нас самих думать, что нарушение сна — это вещь, сама по себе угодная Богу», более широко было распространено убеждение, выраженное автором «Полуночных мыслей» (Mid-Night Thoughts; 1682), что «духовно возрожденный человек считает самым подходящим временем для того, чтобы возвысить свою душу до Небес, момент, когда он просыпается в полночь» 14.

Несмотря на то что христианские учения, несомненно, популяризировали императив ранней утренней молитвы, сама Церковь не была инициатором введения практики разделенного на части сна. В какой бы мере ни «колонизировала» она период бодрствования между фазами сна, упоминания о «первом сне» предшествуют ранним годам становления христианства. Этот термин использовали в своих произведениях не только такие далекие от Церкви фигуры, как Павсаний и Плутарх, но и классические авторы, в том числе Ливий в своей истории Рима, Вергилий в «Энеиде» (оба сочинения относятся к I в. до н. э.) и Гомер в «Одиссее», написанной в конце VIII или начале VII века до н. э. И хотя в Ветхом Завете не содержится прямых упоминаний о первом сне, предположительно существует несколько таких мест, в том числе Книга Судей (16:3), где Самсон встает в полночь, чтобы разрушить городские ворота Газы 15. Напротив, не далее чем в XX веке отдельные незападные культуры с религиозными верованиями, отличными от христианства, по-прежнему демонстрируют фрагментарный характер сна, удивительно похожий на сон европейцев доиндустриаль-ной эпохи. Например, в Африке антропологи обнаружили деревни Тив, Хагга и Джи/ви, которые после полуночи чудесным образом оживают благодаря проснувшимся взрослым и детям. О производящих продукты питания фермерах из Тива в заметке от 1969 года говорилось: «Ночью они просыпаются когда хотят и разговаривают с любым, кто тоже проснулся в этой хижине». В Тиве также используются термины «первый сон» и «второй сон» для обозначения традиционных периодов времени 16.

Таким образом, остается неразрешенным главный вопрос — как объяснить странную аномалию или, на самом деле, скорее истинное таинство цельного сна, который мы имеем сегодня? Есть все основания считать, что структура разделенного на части сна, наблюдаемого у многих диких животных, до наступления раннего Нового времени долго была естественной для нашего ночного отдыха и зародилась одновременно с человечеством. Как показали недавние эксперименты, проведенные в Национальном институте психического здоровья в Бетесде (Мэриленд), объяснением тому, вероятно, служит темнота, доминировавшая в жизни людей ранних исторических эпох. Попытавшись воссоздать условия «доисторического» сна, доктор Томас Вер и его коллеги обнаружили, что субъекты, на протяжении нескольких недель лишенные по ночам искусственного света, могут демонстрировать нарушенный сон, практически идентичный сну семей доиндустриальной эпохи. Не имея искусственного освещения около четырнадцати часов каждую ночь, субъекты доктора Вера сначала два часа лежали в постели без сна, потом спали четыре часа, снова просыпались, чтобы два или три часа спокойно отдохнуть и расслабиться, и опять засыпали на четыре часа, прежде чем пробудиться окончательно. Показательно, что имевший место период «спокойного бодрствования» обусловлен «полностью эндокринологией», при этом заметно повышался уровень пролактина, гормона слизистой, который более всего известен как стимулятор лактации у кормящих матерей; он же позволяет курам спокойно сидеть на яйцах продолжительное время. Действительно, Вер уподобил этот период бодрствования чему-то вроде измененного состояния сознания, схожего с медитацией 17.