Фрэнсис Бирн - Короли и верховные правители Ирландии

В трактате Crith Gablach мы находим довольно своеобразные наименования трех королевских рангов: ri benn , «король вершин (или рогов)», ri buiden «король отрядов» и ri buinad cach cinn , «верховный король каждого»:

«Сначала король вершин, почему он зовется так? Он король туата ( ri tuaithe ), который имеет семь степеней фениев с их подразделениями в клиентстве, ибо они — вершины власти, которые мы перечислили. Семь кумалов — его цена чести, по кумалу за каждую главную степень, которая под его властью…

Король отрядов, почему он зовется так? Потому что он вождь двух или трех отрядов, семь сотен в каждом отряде. Он король трех туатов или четырех. Восемь кумалов — цена его чести, так как он уводит множество заложников, двух, или трех, или четверых…

Верховный король каждого, почему он зовется так? Потому что каждый, кто не удерживается своим господином, принудительно переходит под его власть, ибо каждый, кто сильнее, помогает тому, кто слабее. Он — король высших королей ( ri ruirech ). Дважды семь кумалов — цена его чести, ибо короли и туаты под его властью и управлением…».

Отношения между королями заключались в личных связях, во многом сходных с социальной структурой туата. В сущности, короли исполняли роли клиентов ( сeli ) по отношению к своему господину. Таким образом, довольно сложно говорить о политике или о государстве как таковом. Точно так же, как ирландское право, подобно самым примитивным системам, не проводило разграничения между гражданскими и уголовными делами, существовало самое незначительное отличие между общественной и личной сферой. Король входил в контакт с другими королями, и эти связи формально ратифицировались туатом, от лица которого он выступал. Он обязывался выплачивать определенную дань своему господину, присутствовать на его оэнахе и приводить войска своего туата на законное собрание войск, созываемое господином. Заложники (обычно члены его рода) служили порукой того, что он будет выполнять свои обязательства. Можно видеть, как верность народа сосредоточивалась на личности их короля. Если они традиционно являлись подчиненными вассальными государствами, они могли считать естественным и непреложным порядком вещей то, что их король выплачивает дань королю Кашеля или Тары и поддерживает его в бою, однако едва ли они чувствовали личную связь с последним, особенно если между ним и их собственным правителем стоял промежуточный король. Если верховный сюзерен пытался утвердить над ними непосредственную власть или даже оказывать давление в вопросах династического наследования, он непременно наталкивался на враждебность. Таким образом, даже провинциальный патриотизм развивался чрезвычайно медленными темпами.

Как и в любой другой средневековой культуре, основной упор в ирландской культуре делался не на абстрактном, а на конкретном понятии. Каждая сделка осмыслялась в свете личных взаимоотношений. В феодальных церемониях инвеституры законность акта оммажа зависела от публичного исполнения символической пантомимы: вложения рук вассала в руки господина, передачи комка земли, знамени или епископского посоха и кольца. Точно так же и в Ирландии сам акт посещения королевского дома становился формальным признанием сюзеренитета, а обмен дарами имел формальную природу, очень сходную с тем, что мы читаем в «Мире Одиссея» Шинли.

В действительности дары, которые господин передавал подчиненному королю как знак сюзеренитета, играли даже более важную роль, чем дань, выплачиваемая последним. Дань и взаимные дары подробно описываются в Книге Прав , сочинении, относительно поздняя датировка которого ныне установлена со всей определенностью: оно вряд ли было написано задолго до XII века. Оно рисует в значительной степени идеализированную картину взаимоотношений между ирландскими королями и верховным королем, однако рассказ о дарах, которые вручали верховный король и короли пятин своим подданным, нельзя считать полным вымыслом. В нашем распоряжении имеется более ранее описание (датируемое IX или X веком) взаимных обязательств короля Кашеля и его подчиненных королей, которое в общем согласуется с Книгой Прав , хотя содержит меньше подробностей. В «Анабасисе» Ксенофонта мы находим еще одну параллель из персидской жизни. Мятежник Кир, заставив покориться местного правителя Тарса, награждает его дарами, которые мог дарить только царь (δωρα α νομιζεται παρα βασιλει τιμια), — коня с золотой уздечкой, золотую цепь, браслеты, золотой кинжал и персидскую одежду, — и обещает защитить его страну от дальнейшего разграбления в обмен на тяжелое возмещение стоимости его похода против своего брата-царя. Эти дары напоминают коней, псов, доспехи, мечи, одежды и другие подарки, перечисленные в Книге Прав и названные там tuarastal («пожалование»). В ранних документах выплата, производимая королем Кашеля своим низшим королям, исчисляется в кумалах без какого-либо описания отдельных даров. Весьма примечательно, что эта выплата называется rath . Слово rath являлось юридическим термином и обозначало дар или скот, который господин передавал своему клиенту, устанавливая с ним договорные отношения. Как и в случае частных договоров, эти отношения обязательно скреплялись залогами и поручительствами. Заложники могли поплатиться жизнью в случае нарушения соглашения или возникновения мятежа. Любопытно отметить, что поэт Блатмак в VIII веке высказывал специфические взгляды на природу отношений между Христом и евреями в выражениях, свойственных скорее юридическим трактатам:

Последнее слово в приведенном отрывке используется также в заглавии древнеирландского трактата, посвященного взаимоотношениям короля Кашеля и низших королей Мунстера, хотя в данном случае к нему присоединяется другая приставка: ( frithfolaid , «взаимные обязательства»). Хотя Блатмак на самом деле и не употребляет юридического термина rath , тем не менее он раскрывает для нас тот образ мышления, благодаря которому и по сей день теологическая концепция милости Божьей выражается в ирландском языке с помощью словосочетания rath De .

Столь свободная система племенных союзов почти не оставляла места правлению или прямому контролю со стороны высшего короля. Однако она обеспечивала определенную степень сплоченности на относительно обширном пространстве. По всей видимости, пятины изначально являлись общепризнанными политическими единицами. Как писал Мак-Нейлл, их существование представляется самым ранним и лучше всего засвидетельствованным фактом ирландской истории. Конечно, племена иногда отказывались выплачивать дань, и многие «войны», занимающие столь много места в анналах, были всего лишь военными походами, которые предпринимались высшими королями, чтобы собрать ее силой (и, несомненно, чтобы изъять излишки в возмещение затраченных усилий). Некоторые племена, гордившиеся своими легендарными традициями доисторического величия, по-видимому, считали делом чести изъявить свою верность только после того, как король продемонстрирует свою способность лично собрать с них дань. Впрочем, в целом племена-данники обычно с большей охотой предлагали свою поддержку соперничающему высшему королю, чем требовали полной независимости. Некоторые из них, такие как Мускрайге в Мунстере и Шотайрт и Лойгис в Лейнстере, судя по всему, пользовались определенными преимуществами, вступая с правящей династией в отношения «самого любимого народа» в качестве особенно надежных вассалов. Часто утверждали, будто эти вассальные племена являлись потомками докельтского или во всяком случае догойдельского населения Ирландии, однако, так как между гипотетическими доисторическими кельтскими нашествиями и периодом полноценной исторической документации лежит многовековой временной разрыв, подобные теории в принципе недоказуемы.