Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Недоумеваю, как при исчислении домов, знакомых Пушкину в Кишинёве, упоминаются даже и такие, в которых никогда не было приёма, как например у Катакази, которого Пушкин мог только встречать у Инзова, пожалуй и у Орлова, в особенные торжественные дни в клубе, но конечно не у него самого. Сестра его, Тарсиса, дева лет сорока, не красивая, но образованная и прозванная Кишинёвская Жанлис, посещала одна Крупянского. Точно также говорится и о доме Прункула, также решительно никого и никогда не принимавшего у себя, кроме обычных визитов в большие годовые праздники; но ни слова не говорится о двух самых гостеприимных домах и домах совершенно на европейской ноге и образованных. Это были два дома князей Кантакузиных.

В первую половину пребывания Пушкина в Кишинёве, князь Александр Матвеевич, камер-юнкер, имел свой дом, один из лучших каменных домов; он был женат на Елене Михайловне, урождённой Дараган, отличавшейся хлебосольством и утончённым, непринуждённым гостеприимством. Конечно, здесь нельзя было встретить того же попури общества, что у Крупянского и Варфоломея. Здесь бывали Орлов, Бологовский, Пушкин, Шульман и некоторые другие, а из молдаван один Стурдза, Иван Михайлович, помещик Новоселицы и предводитель, человек безукоризненный, с совершенно европейским образованием. Здесь бывали Катакази и все Ипсиланти. Гувернёр при трёх сыновьях князя, француз Рипе, человек с высокими достоинствами, литератор и не похожий на обыкновенных французов того края, сблизился с Пушкиным, и знакомство это продолжалось впоследствии всё время в Одессе. Князь Александр Матвеевич жил постоянно зиму и лето в Кишинёве и только на короткое время уезжал в поместья свои в Атаки.

Брат его, князь Георгий Матвеевич, издавна мне знакомый, был вначале адъютантом главнокомандующего 2-ю армиею, графа Бенигсена, и, владея в совершенстве французским языком, с превосходнейшим почерком, занимался перепискою Записок Бенигсена. Произведённый в полковники, когда оставил командование армиею Бенигсен, он принял Бугский уланский полк, который обошёлся ему за сто тысяч рублей (ассигнациями) и, потеряв терпение или, лучше сказать, не чувствуя себя достаточно способным для мелочных, хотя и необходимых занятий, оставил службу и поселился в Бессарабских поместьях своих, в Хотинском же уезде, избрав местопребыванием Маркоуцы. Мать его, жившая постоянно в Яссах, где была ещё знатная часть их владений, имела в Кишинёве дом, куда князь Георгий Матвеевич и приезжал только на зиму, лето же проводил частию в Маркоуцах, частию в Хотине, где имел свой дом. Князь Георгий был женат на княжне Елене Михайловне Горчаковой, сестре нынешнего министра иностранных дел, женщине замечательного характера […] Дня через три после приезда Пушкина, я обедал у князя; зашла речь о приехавшем поэте. Князь просил меня ввести его в дом, а княгиня присовокупила, что брат её тоже лицеист и недавно приезжал к ним на несколько дней. Я обещал это сделать впоследствии, присовокупив, что сам только вчера у Мих. Фёд. Орлова поменялся с ним несколькими словами. Но с Пушкиным знакомство склеивалось скоро, и на другой день, встретив его у Ф. Ф. Орлова, я имел случай сообщить ему желание княгини Кантакузин. Фёдор Фёдорович Орлов вызвался ехать с нами, и Пушкин сел на его дрожки, через полчаса возвратился во фраке, и мы отправились. Нас оставили обедать, и князь Георгий, любя покутить, задержал далеко за полночь. Здесь Пушкин познакомился с братом князя Георгия, Александром Матвеевичем, начал посещать и его, но реже нежели князя Георгия, у которого этикет не столько был соблюдаем, как у первого. — Из князей Ипсиланти, Александр, когда бывал в Кишинёве, посещал князя Георгия чаще, нежели князя Александра, что впоследствии объяснилось их отъездом в Яссы. Раза два они уезжали вместе в Скуляны. Князю Ипсиланти не было такого предлога, как князю Георгию, у которого была в Яссах мать. С открытием гетерии, оба дома Кантакузиных выехали из Кишинёва: семейство одного в Атаки, другого в Хотин. Мужья увлечены были в гетерию.

Я умалчиваю здесь о некоторых других домах, в которые Пушкин иногда с знакомыми являлся, как например, к Ивану Дмитриевичу Стрижескулу, у которого чересчур дородная жена Марья Ивановна имела забавные претензии; к мадам Майе, некогда содержавшей девичий пансион в Одессе, а потом в Кишинёве; к Кешко, куда очень часто заходил есть дульчецу, в особенности, когда у ней квартировал В. Ф. Раевский.

Но Пушкину, кажется, по преимуществу нравились собрания и общество Крупянского и Варфоломея: у первого была на первом плане игра и неотменно с сим изрядный ужин, а у второго — танцы. В обоих этих местах он встречал военных, и в каждом из этих обществ был у него его интимный: у Крупянского H. С. Алексеев, у Варфоломея В. П. Горчаков. Что касается до обедов, то в те дни, когда он не оставался у Инзова, то, конечно, предпочитал всякому туземному столу обед у Орлова и у Бологовского и с приятелями в трактире[…]

С открытием гетерии, перед половиной марта 1821 года, из бывшего до того времени кишинёвского общества, как замечено, выбыли два дома Кантакузипых, а равно и все Ипсилантиевы ушли в Молдавию. Но взамен сего, с половины марта, начался наплыв буженаров (так называют там выходцев), и наплыв этот более и более усиливался […]

Наплыв этих более или менее достаточных лиц дал Кишинёву совершенно другую, более разнообразную жизнь. Танцовальные вечера у Варфоломея продолжались, но на них бывало мало из прибывших, и всё шло по старому; только у Крупянского вечера сделались многочисленнее, разнообразнее: было более охотников играть в карты. Из прибывших же, можно сказать, жила открыто более других только Богданша, у которой каждую неделю были три приёмных вечера; правда, два из них были очень скучные и не всех могли занимать, но один был танцовальный, и когда она заняла квартиру М. Ф. Орлова, то и довольно многолюдный. На этих вечерах многих из общества Варфоломея не встречалось, так напр. они были недоступны для Прункулей и им подобных. Гораздо оживлённее был дом Маврогени: он был открыт с утра до вечера; на обед всегда собиралось много; карточная игра была в больших размерах, а если к вечеру съезжались молодые дамы, то независимо от назначенного дня, тотчас начинались танцы, иногда вместо фортепиано отыскивали несколько цыганских виртуозов. Роксандра Суцо, с своей милой десятилетней дочкой Лизой (впоследствии бывшей за князем Гикой), Ирена и Елена, дочери Маврогени, были всегда на лицо; последняя впоследствии была замужем за Кортаци, английским консулом в Одессе.

Других постоянных собраний для танцев не было, исключая ещё касино. Семейные танцовальные вечера бывали у Кохановского. У старика Розанова каждый вечер можно было застать несколько ломберных столов, но не иначе, как для коммерческой игры и сытного ужина. У старшего сына его Николая, не игравшего в карты, собирались политики и устроители волокитств, занимаясь передачей слухов и т. п.