Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

Рис. 57 а. Из красного «яблока» гигантского плода мандрагоры (относящегося к семейству паслёновых, как и томаты) выскакивают демонические существа и био-техно-гибрид с арфой (состоящий из черепа и лат).

Рис. 57 б. Корень мандрагоры зачастую использовался в качестве сильнодействующего галлюциногена (сильно ядовитый, порой мог приводить к летальному исходу). Растение упоминается в колдовских рецептах. Особенно ценились те корни, которые более точно передавали форму человеческого тела, при этом было принято разделять мандрагоры на мужские и женские, как на этой миниатюре. Neapolitanus Dioscurides manuscript, MS Suppl. gr. 28 fol. 90v, ок. VII в. Biblioteca Nazionale di Napoli.

Рис. 58. Ампутированная ступня инвалида покоится на белой чистой ткани – важный образ, связанный с ответственной ролью врачей, которые должны были спасти отрезанную конечность так, чтобы первоначальные владельцы могли забрать её после операции с собой в могилу, а потом воссоединиться в единое тело во время Воскресения на Страшном суде.

Пространство триптиха Босха наполнено образами больных с ампутированными конечностями, культями, палками, подпирающими их.

Хотя мандрагора облегчала физические симптомы эрготизма, она также усугубляла ментальные страдания жертв. Её химический состав – алкалоид, похожий на состав белладонны, – производил эффект парения, давал ощущение полёта. Этот наркотический эффект, известный современникам Босха, объяснял высокую стоимость лекарства.

Однако и отсылки к врачебному контексту не исчерпывают насыщенный текст триптиха. На правой створке мы видим странный город, плавающего в озере дракона, необычную архитектуру – такая же, впрочем, и позади Антония: с вытянутой башни, украшенной астрологическими часами, напоминающими о пределах человеческого времени – Судном дне, прыгает обнажённый пловец. Эти образы не имеют прямого отношения ни к житию святого, ни к монахам-врачам (рис. 59).

Прояснить смысл сцен поможет обращение к алхимическому контексту позднесредневековой культуры. Во времена Босха алхимия не была исключительно ересью или нелегальным занятием. Определённым символическим языком закодированная химия в своём алхимическом предке спонсировалась нобилитетом и практиковалась церковными иерархами. Алхимические трактаты циркулировали по городам Европы, алхимические лабораторные процедуры использовались физиками, металлургами, медиками и даже художниками при создании красок.

И в этом триптихе Иеронима можно обнаружить рассуждения по поводу алхимических практик.

Рис. 59. Здание-сосуд на дальнем плане центральной панели и рисунки сосудов, относящихся к алхимическим процессам. Harley 2407, f. 107r. British Library, London.

Образ алхимической печи (атанора) и посуды интегрирован в структуру экзотических зданий, напоминающих «восточную архитектуру». Метафорически алхимики называли свою печь «домом», ( domus ), т. е. местом, где материал «живёт» во время трансмутации. Конструкция яйцеподобного здания на заднем плане центральной панели напоминает алхимическую колбу – алембик (рис. 59). Алхимики Средневековья помещали в печи колбы в форме яйца, чтобы, возможно, поспособствовать трансмутации внутри неё: они могли ассоциировать колбу с обычным яйцом, которое меняет своё содержимое через нагревание, превращая внутреннюю субстанцию в живого цыплёнка. Образ же яйца неоднократно встречается на этом триптихе (как и в «Саду земных наслаждений»).

Аппаратура по дистилляции явственно узнается на дальнем плане правой панели. Две башни соединяют мутный ров. Левая башня напоминает формой алхимическую печь, в то время как другое здание похоже на алхимический сосуд с вытянутым горлышком. Столбчатый постамент левого здания имеет форму печи-атанора с характерным топливным отверстием в нижней части. Эта конструкция является основным устройством, которое можно было найти в любой химической лаборатории (в том числе и у антонитов). Мы видим также, как пламя вырывается из куполообразной крыши здания-печи, будто в реальной лаборатории. Мост между двумя алхимическими объектами погружён в воду, весь образ напоминает о процедуре алхимической возгонки, при которой использовались два сосуда, соединенных друг с другом мостом, будто бы алхимической трубкой. Вероятно, здесь изображается бенмари ( balneum Mariae ) – водяная баня, используемая алхимиками ещё с первых веков н. э. (рис. 60, а–е).

Две заметные детали на чрезвычайно захватывающем триптихе имеют важное значение для алхимической образности. Хотя они кажутся нелогичным в контексте истории святого Антония, в алхимии они указывают на трудности трансмутации и её цель – очищение металлов и метафорическое очищение души алхимика, познающего при помощи философского камня Бога.

Рис. 60 а. Здание необычной формы с дымящимся отверстием в крыше сравнимо с алхимической печью-атанором, перед которой сидит алхимик (фреска ок. 1380 г., Падуя).

Рис. 60 б, в. На постаменте перед мостом водружён красный флаг с полумесяцем, воинство штурмует баншю, напоминающую по форме колбу (к примеру, с гравюры Ганса Гольбейна Младшего «Пляска смерти», ок. 1526 г.), которую использовали в своих перегонных и дестиляционных целях как врачи, так и алхимики.

Рис. 60 г, д, е. Необычная архитектура в целом сравнима с бенмари – водяной баней, используемой алхимиками при нагревании. Гравюра из «Coelum philosophorum, seu de secretis naturae liber». Philippo Ulstadio, ок. 1528 г. Bibliothèque interuniversitaire de santé, Paris. На рисунке 60 е также угадывается сходство между архитектурой и алхимической аппаратурой. Wellcome Library, MS. 719, fol. 256r.

Первый пример связан со странной сценой в озере перед двумя алхимическими башнями: наполовину погруженная в воду крошечная фигура размахивает мечом, сражаясь против огнедышащего дракона. В языке алхимии дракон, которому отрубают голову, символизировал первоматерию, необходимую для философского камня. Меч же являлся традиционным символом нагревания. С незапамятных времен алхимики использовали метафоры истязания и казни, чтобы аллегорически выразить идею «смерти» базовых металлов, смесь которых являлась своеобразной «первоматерией»: железа, олова, меди, свинца. После «казней» металлы сливались в единую субстанцию, очищаясь таким образом от своей прошлой нечистой природы, и превращались в идеальную материю, философский камень. Еще раннеалександрийский алхимик Зосима рекомендует возвести белый храм (аллегория философского камня) и советует: « Схвати его ( дракона, который сторожит этот храм) и сперва предай закланию, сдери с него кожу, возьми плоть его вместе с костями и отдели члены; затем, сложив плоть членов с костями у входа в храм, сделай из них ступень и проникни внутрь, там ты найдёшь вещь искомую » [83] Юнг К .Г. Тексты Зосимы // Философское древо. М., 2008. С. 8. . (рис. 61).