Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

В определённом смысле больные «Святым огнём» воспринимались как благословлённые избранными испытаниями. Им предстояло пройти как телесный, так и духовный путь Антония и Христа и очиститься от греховной жизни, приняв смерть: отрешаясь от физического тела непосредственно развоплотиться для метафизического. Через страсти Антония как бы проступают первострасти – мучения Христа, отражения которых также присутствуют в опыте болезни. Исцеление же – принятие участи и даже смерти сродни подвигу веры.

Угрюмый, меланхоличный, утомлённый бесами и искушениями, Антоний сидит на берегу реки. Окружён он отнюдь не египетскими пустынными пейзажами, а нидерландской флорой и характерной архитектурой Брабанта. Дом монаха внутри ствола дерева, крыша из соломы. Традиционно в иконографии, так же, как и на этой картине, святой Антоний изображён с посохом (обычно имеющим форму тау-креста), рядом с ним свинья, а на её ухе – колокольчик для отпугивания бесов. Капюшон монашеского облачения Антония украшает греческая буква «тау». Форма буквы очень важна, именно на Т-образном кресте был распят Христос. Антоний несёт свой крест, как и каждый монах. В честь святого, основателя христианского монашества, крест стали называть «Антониев». Иногда его форму ассоциировали с виселицей из-за схожести: у Босха мы часто встречаем такое понимание креста (рис. 63 б).

Рис. 63 а. « Искушение святого Антония», находящееся в музее Прадо в Мадриде – источник очередных разногласий. Каталог Прадо самоуверенно заявляет, что работа принадлежит кисти Иеронима, написана ок. 1510–15 гг. Остальные исследователи (каталог «Taschen» и BRCP) – глубоко сомневаются. Мощная реставрация картины не позволяет увидеть характерную для Босха лёгкость и прозрачность красочного слоя, а гибридные монстры скорее напоминают коллаж из босхианских мотивов.

Рис. 63 б. Фрагмент «Искушения святого Антония» также стал яблоком раздора. На этот раз музей Прадо и группа исследователей и реставраторов Босха (BRCP) единодушно считают автором Иеронима, датируя работу 1505–1510 гг. Стефан Фишер и другие исследователи не соглашаются. The Nelson-Atkins Museum of Art, Kansas City.

Триптих «Святые отшельники» вновь демонстрирует идеал Босха, прославляющий «тихие» добродетели: самоуглублённую созерцательную молитву. Супергерои Босха – отшельники, предающиеся благочестивым размышлениям.

На левой створке изображён уже легко узнаваемый нами святой Антоний – он вновь искушаем. Справа – святой Эгидий, средневековый «гринписовец», заступник за животных. Эгидий (лат. Ægidius , фр. Gilles , ок. 650–710 гг.) – христианский святой, покровитель калек, отшельник, живший в Провансе и Септимании на нынешнем юге Франции. Аббатство Сен-Жиль-дю-Гар, основанное, как считается, на его могиле, было центром паломничества и одним из пунктов остановки пилигримов на знаменитой дороге в Сантьяго-де-Компостела. Возможно, выбор этого святого Босхом связан с испаноориентированными покровителями, заказывавшими его работы. Святого Иакова, чьи мощи покоятся в монастыре вплоть до сегодняшнего дня, Босх изобразил на закрытых створках триптиха «Страшный суд» (глава 6, рис. 35). Эгидий – отшельник севера (в отличие от Антония-пустынника жил в чаще, в диком лесу). Единственным компаньоном Эгидия была олениха, которая, согласно некоторым рассказам, делилась с ним своим молоком. Однажды королевские охотники, стремясь поймать олениху, вместо неё подстрелили монаха. Именно эту сцену изображает Иероним. Эгидий пронзён стрелой, рядом с ним – кроткое животное.

Рис. 64. Иероним Босх. Триптих «Святые отшельники», ок. 1505 г. Palazzo Ducale, Venezia.

Центральную же часть Босх посвятил своему патрону – святому Иерониму, церковному писателю, аскету, создателю канонического латинского текста Библии. В этой сцене Иероним отвергает язычество: он сидит коленопреклонённый посреди разрушенного капища, позади него падает идол, на переднем плане разворачивается смертельная схватка монстров. Иероним призывно указует на распятие, находящееся в его алтаре. Примечательно, что от распятия берёт начало цветущее дерево (к слову, сухие и безжизненные ветви у Босха фигурируют в языческом и еретическом контексте). Пути Христа противопоставлено другое изображение, на которое указует святой – всадник пытается оседлать единорога. Единорог – сакральное райское животное, приманить его может лишь дева (в качестве образа непорочного зачатия иногда писали Марию и спящего на её коленях единорога), а насильственный акт со стороны мужчины (демона) может восприниматься как святотатство. Средневековые бестиарные книги и теологические трактаты предлагали символически толковать единорога в качестве образа Христа, воплотившегося во чреве Марии. Единый рог представляет собой единство Бога и Христа. Малый размер единорога является символом смирения и скромности Христа, ставшего человеком. Жестокость единорога означает, что никто не может понять силу и мощь Бога. Покушение на единорога в этой сцене может трактоваться как взятие под стражу и предание смерти Иисуса, как акт еретичества.

Триптих полон рассуждений на тему истинного и ложного, возвышенного и падшего, земного и небесного. Быть может, на создание триптиха Босха вдохновила «Книга высшей правды» нидерландского мистика Яна ван Рёйсбрука. В трактате отшельники Антоний, Иероним и Эгидий воплощают три степени восхождения к высшей правде. Жития всех трёх отшельников отражают аскетический идеал и умерщвление плоти, воспетые в трактате «Подражание Христу» Фомы Кемпийского: « Какую силу самоотречения являет нам жизнь святых отцов, удалившихся в скиты! С какими долгими и мучительными искушениями приходилось им бороться! Как часто одолевал их дьявол! Как жарко и много молились они господу! Как велико и горячо было их рвение к усовершенствованию своего духа! Какое мужество выказали они, ведя битву со своими пороками!» .

Рис. 65 а. Святой Иероним у Распятия.

Рис. 65 б. Бесстрашная Юдифь, обезглавившая Олаферна, изображена на внешней части алтаря. Под ней: трус, прячущийся в корзине, из его задницы торчит ветка, на которой сидит демоническая сова: прячься – не прячься, а от расплаты не уйти, эту же сцену Босх изобразил на рисунке с ведьмами (глава 3, рис. 78 а, б).