Валерия Косякова - Код Средневековья. Иероним Босх

Рис. 47. Зрительным акцентом створки является райский фонтан – источник жизни: из него берут начало реки, текущие во все стороны света, птицы наслаждаются его водами, на бортиках сидят блаженные души (рука одной из них на верхней площадке указывает на небо), а из пастей скульптур-ящериц струятся воды. Ящерица, согласно средневековым бестиариям, существо весьма положительное: увидеть их можно греющимися на стенах соборов в лучах тёплого солнца, божественного света – символа истины. Необычные формы фонтана в своей основе содержат готическую эстетику.

Рис. 48 а. Тем временем ангелы в небе устремляются ввысь, в заоблачные чертоги рая, к лучам света, к Богу. Если присмотреться к облачному шару внимательно, то видно, что художник намеренно скрыл от зрителя святая святых – нерепрезентируемого Бога, лицо которого не дано лицезреть простым смертным. Зритель видит лишь контуры величественной фигуры.

Рис. 48 б. Под лучами рентгена фигура Бога видна отчётливее. Вырисовывются контуры чела, плечи, складки мантии, правая рука благословляет мир, а левая придерживает покоящийся на коленях шар – земную сферу мира. Иконография восседающего, парящего в небе Бога Вседержителя отсылает к изображению Христа на центральной створке.

Рис. 49 а. Иероним Босх. Триптих «Страшный суд».

Рис. 49 б. Иероним Босх. Триптих «Воз сена».

Рис. 50 а. На левой створке Босх изображает рай, сцены из Бытия: внизу мы видим сцену брака между Адамом и Евой и символического брака Евы-церкви и Христа – нового Адама. Далее – антропоморфный змей предлагает Еве плод искушения. За сим, сверху, следует фатальный момент изгнания: в резком наступлении Архангел занес меч, лишая грешников райской обители. Ещё выше представлена война в небесах, низвержение восставших ангелов, Люцифера. Рай выступает пространством зла, инициацией во грех.

Рис. 50 б. События на левой створке «Воза сена» развиваются немного в другом порядке, нежели на «Страшном суде». Нижняя сцена – изгнание Адама и Евы Архангелом Михаилом, вооружённом мечом. Выше – сцена вкушения запретного плода с древа познания Добра и Зла. Примечательно, что и Бог изображён здесь как отец, в отличие от других «райских створок», где зритель видит ипостась Христа: седобородый, царственный старец творит Еву из ребра Адама. На небе же со сферой мира в руках восседает более моложавая фигура, похожая на Христа с других триптихов Иеронима.

Рис. 50 в. Изгнание из рая. Триптих «Воз сена», фрагмент правой створки.

Рис. 50 г. Изгнание из рая. Триптих «Страшный суд», фрагмент правой створки.

Рис. 50 д. Грехопадению предшествует искушение, женщина-змей с лицом Евы протягивает ей же запретный плод. Триптих «Страшный суд», фрагмент левой створки.

Рис. 50 е. Сцена искушения. Триптих «Воз сена», фрагмент левой створки.

Рис. 50 ж. Ещё ранее (но в единовременном пространстве картины) показано сотворение Богом Евы для скучающего Адама. Триптих «Страшный суд», фрагмент левой створки.

Рис. 50 з. Творение Евы из ребра Адама на фоне райского, сталагмитного фонтана. Триптих «Воз сена», фрагмент левой створки.

Архангел изгоняет Адама и Еву в их стыде и наготе из рая, дабы первые люди отныне «смертию умирали, женщины в боли рожали, в тяжести добывая хлеб свой» (Быт. 2:17, 3:16–19), как наказано Богом.

Истоком греха и первым грехопадением, по Босху, становится не просто искушение Евы и Адама, а та сцена, которая разворачивается на самом небе, на заре Бытия земли, созданной Богом – падение грешного, возгоревшегося ангела, лучшего, любимейшего Богом Люцифера. Возникает зло в момент, когда Люцифер противопоставил себя Богу – абсолютному добру. Взбунтовавшись, он отделился от божественного пространства, был низвергнут на землю, а затем – в преисподнюю, владыкой которой он и стал. Изначально будучи светом, Люцифер повергается и обращается во мрак, и так появляется тёмная, негативная природа бытия, жизни на земле. Изначальная онтологическая доброта и чистота мира непоправимо поругана Люциферовым бунтом и заражена перманентной коррозией греха.

Рис. 51 а. Довольно часто можно увидеть на средневековых миниатюрах и картинах змея искусителя с антропоморфными феминными чертами. Женоподобный змей будто отзеркаливает Еву, отражает её черты. В XII веке Пётр Коместор – богослов, написал, что в раю Адама и Еву искусил не обычный змей, но прямоходящий, с лицом Евы: увидев свою зеркальную копию, Ева поверила каверзному совету змия и съела запретный плод с древа познания добра и зла, а в «Видение о Петре-пахаре» Ленгленда Уильяма (XIV в.) сатана являет себя как змий с женским лицом. Хуго ван дер Гус. Грехопадение (крыло Венского диптиха). Kunsthistorisches Museum Wien.

Рис. 51 б. В популярном на христианском Востоке сирийском сочинении «Пещера сокровищ» (IV–VI вв. н. э.) рассказывается о сатане: нечистый действовал как человек, желавший научить попугая разговаривать, – хозяин прятался за зеркалом и беседовал с птицей, попугай же полагал, что с ним разговаривает другая птица и повторял; точно так же поступил дьявол с Евой. Миниатюра ок.1429 г. Français 3, Fol. 8v. Bibliothèque nationale de France, Paris.