Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Для того чтобы укрепить позицию Будберга в его контактах с императором Наполеоном, князь Горчаков снабжал посла всей нужной информацией и дополнительной аргументацией для обоснования действий России в Польше. В одной из шифрованных телеграмм, адресованных Будбергу, вице-канцлер подчеркивал, что «Польша становится пробным камнем в оценке ценности нашего союза с Наполеоном» [515] Там же. Д. 121. Л. 88. Шифрованная телеграмма Горчакова от 14 февраля (cm. cm.) 1863 г. .

В противовес тому, что писала о ситуации в Польше французская печать, Горчаков заверял посла в Париже, что эта ситуация находится под контролем (что не соответствовало действительности) и в самом недалеком будущем будет нормализована. Только после этого можно будет говорить о милосердии и амнистии организаторов и участников восстания, к чему призывает император Наполеон [516] Там же. Л. 88 об., 119, 157–157 об. Шифрованные телеграммы Горчакова от 14, 24 февраля и 22 марта (cm. cm.) 1863 г. .

В личном письме, одобренном Александром II, Горчаков представил Будбергу развернутую аргументацию для бесед с Наполеоном по польскому вопросу. Посол должен был внушить императору французов, что есть три Польши. Одна – мятежная, представленная революционерами («мадзинистами»), стремящимися посеять хаос. Другая – аристократическая, озабоченная исключительно собственными интересами. «Есть еще и третья Польша, – писал Горчаков. – Это простые земледельцы, которые признают то благо, которое сделало для них правительство и которые спонтанно поддерживают его в моменты потрясений. Их здравые, но слабые голоса не так слышны, как другие, но не подлежит сомнению, что они не имеют ничего общего с зачинщиками нынешних волнений… Именно эта Польша имеет право на симпатии и поддержку Императорского правительства, и именно она дорога сердцу Императора…» [517] Там же. Д. 122. Л. 18 об. – 19. Личное письмо Горчакова – Будбергу, 14 февраля (cm. cm.) 1863 г. В оценке польской ситуации Горчаков был прав в том отношении, что главной силой восстания были шляхта, студенчество и городские разночинцы. «В 1863 г., как и в 1830 г., движение не охватило всю нацию, – отмечал французский историк Р. Мартель, – В своей массе польский народ, крестьянство остались к нему равнодушными» И Martel R. Op. cit. Р. 39–40. .

Будберг должен был напомнить Наполеону, что у России есть еще и горький опыт в отношении своенравной и эгоистичной польской аристократии, которая не захотела воспользоваться плодами дарованной Польше Александром I конституции, оставлявшей за Царством Польским ряд государственных институтов, включая национальную армию. В 1830 г. мятежники спровоцировали эту армию поднять оружие против наследника того, кто даровал Польше конституцию. «Этот опыт слишком дорого обошелся и Польше, и России, чтобы позволить повторить его вновь», – резюмировал Горчаков, рекомендовавший Будбергу при первой же возможности ознакомить с содержанием своего письма Наполеона III [518] АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1863 г. Д. 122. Л. 21 об. . Посол, разумеется, исполнил пожелание министра, но резоны Горчакова не произвели на Наполеона ожидаемого впечатления.

Император французов испытывал растущее давление не только со стороны общества, но и в своей семье. Слева на него давил принц Наполеон с его, по выражению Будберга, «экстравагантной программой» оказания немедленной помощи восставшим полякам. Справа – императрица Евгения с ее горячей приверженностью делу католицизма. Обо всем этом русскому послу доверительно сообщал герцог де Мории [519] В 1862 г. Наполеон III возвел графа де Мории в герцогское достоинство. , пытавшийся спасти оказавшееся под угрозой франко-русское согласие и призывавший сводного брата-императора к сдержанности [520] АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. 1863 г. Д. 120. Л. 75. Будберг – Горчакову, 27 февраля 1863 г. .

Старания Мории стали крайне затруднительными после того, как неожиданно для Франции и других участников европейского концерта, Россия и Пруссия 8 февраля 1863 г. заключили в Петербурге конвенцию о совместной борьбе с польским восстанием, причем, инициатива в этом исходила от Берлина [521] Отто фон Бисмарк, глава прусского кабинета, который давно вынашивал план объединения Германии, предвидел сопротивление этим намерениям со стороны других европейских держав, прежде всего Австрии и Франции. В своей дипломатической игре он сделал ставку на императора Александра II, ловко используя его пруссофильские настроения. Протянув России руку помощи в трудный для нее момент, Бисмарк надеялся также расстроить русско-французское согласие, опасное для успешной реализации его амбициозных планов. Бисмарк ни минуты не сомневался, что Франция неизбежно выступит на стороне восставших поляков, и он не ошибся в своем прогнозе. .

Подписанная против воли Горчакова, уступившего настойчивому желанию Александра II укрепить монархическую солидарность с Пруссией, конвенция оправдала опасения вице-канцлера, настроив против России три великие державы – Англию, Австрию и Францию, вступивших в секретные переговоры о согласованных действиях в связи с ситуацией в Польше.

8 февраля 1863 г. произошло то, чего больше всего опасался Горчаков – польский вопрос из внутрироссийского, на чем всегда настаивал Петербург, становился международной проблемой. В Европе неожиданно вспомнили о том, о чем прежде предпочитали не говорить – о нарушении Николаем I, отменившим в 1831 г. польскую конституцию, условий Венского мира 1815 г., относившихся к автономному статусу Польши в составе Российской империи.

Наполеон явно не желал портить отношений с Александром. Пока его министр иностранных дел Э. Друэн де Люис проводил консультации с британским и австрийским послами по вопросу положения в Польше, император выслушивал мнения других своих помощников о дальнейших действиях в отношении России.

О том, что происходило на заседаниях Совета министров, один из его участников, герцог де Мории, рассказывал барону Будбергу. Сам Мории на заседании, состоявшемся в середине февраля 1863 г. высказался за невмешательство в польские дела, считая недопустимым официально поощрять повстанцев. Его мнение поддержал Друэн де Люис, считавший, что открытая солидарность с восставшими поляками может быть воспринята как недвусмысленная поддержка Францией революционных выступлений в других странах Европы. Эжен Руэр, министр сельского хозяйства, торговли и общественных работ в принципе присоединился к двум своим коллегам, но при этом обратил внимание на необходимость учитывать господствующие в обществе либеральные настроения, а они были исключительно полонофильскими.

Решительное несогласие с Мории и Друэн де Люисом высказал министр внутренних дел граф Виктор де Персиньи, выступивший с самой резкой критикой Петербургской конвенции от 8 февраля и потребовавший достойного ответа на сговор двух держав. Кроме того, Персиньи увязал позицию Франции в польском вопросе с предстоящими в конце мая – начале июня 1863 г. выборами в Законодательный корпус. Правительство, по его убеждению, не может игнорировать всеобщих настроений в обществе в пользу поляков, иначе оно потеряет доверие избирателей и проиграет выборы.