Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Независимо от мотивов, по которым Наполеон III сделал этот выбор, назначение Грамона в Министерство иностранных дел в момент, когда над Францией сгущались тучи, было одной из ошибок императора [703] «Выбор де Грамона в качестве министра иностранных дел…, – отмечал Горчаков, – был пагубным для сохранения мира решением» // АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Отчет МИД за 1870 г. Д. 61. Л. 16. .

Тем не менее, после плебисцита 8 мая создавалось впечатление, что влияние «партии войны», действовавшей заодно с противниками «либеральной империи» из среды ортодоксальных (правых) бонапартистов, ослабло. Олливье удалось даже 30 июня провести через Законодательный корпус закон о сокращении численности армии. С одной стороны, эта мера позволяла уменьшить военные расходы, а с другой – демонстрировала Европе миролюбивые намерения Франции.

В действительности же, все было не так просто. Уже с первых шагов своей министерской деятельности Олливье встречал сопротивление противников и непонимание единомышленников и союзников. Для республиканцев он был ренегатом, для либералов из окружения Тьера – пособником Наполеона, а для бонапартистов так и не стал своим. Еще в апреле 1870 г. из команды Олливье ушли Дарю и Бюффе, представлявшие левоцентристские круги. Если бы правым удалось хотя бы временно блокироваться с левыми и левым центром, то правительство было бы обречено. Олливье ощущал нараставшее одиночество. В сущности, он мог опираться только на поддержку императора, пока что благоволившего к нему. Но сколь долго продлится эта поддержка?..

Между тем император, считая главное дело жизни свершенным, все больше сосредоточивался на своем расшатанном здоровье и все меньше уделял времени текущим делам. За последние годы он заметно постарел и утрачивал свойственные ему прежде энергию и живость ума. Он чувствовал себя совершенно одиноким, не встречая понимания ни у императрицы, ни у большинства старых соратников, не одобрявших его либеральных начинаний. Наполеон все больше уходил в себя, погруженный в тягостные мысли о неотвратимом приближении смерти. Его физическое и моральное состояние приобретало особое значение в то время, когда требовалось принимать срочные и продуманные внешнеполитические решения.

Не продвинувшись в создании франко-австро-итальянского блока, Наполеон III мог бы попытаться ослабить угрозу со стороны Пруссии путем сближения с Россией, хотя времени для этого практически уже не оставалось. Александра II и Горчакова можно было заинтересовать только одним – согласованной политикой на Востоке. Но именно в этом вопросе генералу Флери перед отъездом в Петербург было предписано вести себя предельно осмотрительно и не связывать Францию никакими обязательствами и обещаниями.

Между тем Горчаков с согласия Александра II сам инициировал обсуждение с новым французским послом восточных дел. В начале января 1870 г. канцлер пригласил Флери к себе и завел разговор о бедственном положении христиан в Оттоманской империи. Их положение, по убеждению Горчакова, можно было бы существенно улучшить путем согласованной политики России и Франции по отношению к Турции. При этом канцлер предусмотрительно подчеркнул, что у России нет намерений разрушать Турцию, чего так опасались в Париже, Лондоне и Вене.

Горчаков не скрыл от Флери, что его беспокоит антироссийская направленность деятельности посла Франции в Константинополе, часто идущая вразрез с официальными заявлениями своего правительства, а также привлечение в состав французских дипломатических и консульских представительств на Востоке польских эмигрантов. Канцлер не стал скрывать и своей озабоченности активной католической пропагандой среди восточных христиан [704] АВПРИ. Ф. 133. Оп. 470. 1870 г. Д. 119. Л. 106–112. Горчаков – Стакельбергу, 13 января 1870 г. .

Однако попытка Горчакова договориться на какой-то взаимоприемлемой платформе о согласованных действиях на Востоке успеха не имела. В ответ на свой запрос Флери получил от министра иностранных дел четкое указание не входить с Горчаковым в обсуждение восточных дел и тем более не затрагивать вопрос о ревизии Парижского договора 1856 г. «Вы понимаете, как важно не позволить склонить нас на эту почву, – наставлял Дарю посла. – Договор 1856 г. – это один из самых крупных и наиболее счастливых актов французской политики. Он регулирует положение на Востоке в духе, наиболее соответствующем нашим традиционным интересам и общим интересам Европы. Он стоил многих жертв, и без серьезных мотивов нельзя отказываться от достигнутого. Это – политический капитал» [705] Цит. по: Шнеерсон Л.М. Франко-прусская война и Россия… С. 77–78. .

Когда генерал Флери попытался апеллировать в этом вопросе к Наполеону, он получил весьма двусмысленный ответ, поставивший его в тупик. «Все наши усилия, – писал император, – должны ограничиться тем, чтобы достигнуть согласия, скорее обменом мнений, нежели предложением конкретных проектов» [706] Fleury. Op. cit. Р. 53. . Это означало, что Наполеон III даже перед лицом очевидной прусской угрозы не желал выполнять данное Александру II обещание содействовать в пересмотре Парижского мира.

У Флери могло, наверное, возникнуть ощущение, что император забыл о своем поручении – любой ценой добиться улучшения франкороссийских отношений перед угрозой со стороны Пруссии. Во всяком случае, он не получал от него никаких конкретных указаний способных облегчить выполнение этой задачи. А наставления, поступавшие от сменявших один другого министров [707] Менее чем за год посольской миссии Флери на Кэ д’Орсэ сменилось пять министров. – П.Ч. , не давали послу необходимых полномочий для серьезного диалога с Горчаковым. «Сближение с Россией Наполеон готов был рассматривать лишь как конъюнктурную комбинацию, не связанную с жертвой общим направлением французской политики. Эта позиция официальных французских кругов облегчала бисмарковской дипломатии борьбу за нейтралитет России, – справедливо заметил по этому поводу авторитетный отечественный исследователь.» [708] Шнеерсон Л.М. Франко-прусская война и Россия… С. 81.

Генералу Флери не оставалось ничего другого, как исполнять рутинные посольские функции и изучать страну пребывания. Как и все его предшественники, он удивлялся самобытностью России и особенностями ее политической системы. «Со времени моего приезда в Санкт-Петербург, – писал Флери, – я был поражен тем, насколько глубоко Россия отличается от других государств Европы…».

От внимания французского посла не укрылась и активизация противников существующей власти, разбуженных реформами 60-х годов, что вызывало у Флери «обеспокоенность относительно будущего этой страны» [709] ААЕ. Correspondance politique. Russie. 1870. Vol. 243. Fol. 60 recto verso. Флери – Дарю, 5 февраля 1870 г. . Он даже поручил первому секретарю посольства маркизу Жозефу де Габриаку подготовить аналитическую записку о внутреннем положении России [710] Ibid. Fol. 61–72. Записка Габриака вызвала, по словам Дарю, «чрезвычайный интерес» в Париже, и министр иностранных дел просил генерала Флери выразить ее автору благодарность // Ibid. Personnel. 1-re serie. № 1719. .