Реза Аслан - Бог. История человечества

Дюркгейм отвергал идею, что религия появилась, чтобы помочь первобытным людям находить ответы на загадки бытия. Собственно говоря, Дюркгейм вообще отрицал связь между религией и сверхъестественным. Для Дюркгейма религия – это «вещь в высшей степени социальная», а потому, чтобы сыграть роль важного социального конструкта в раннем развитии человечества, она должна быть твердо укоренена в реальности и связана не с фантастической мифологией, дикими предположениями, причудами воображения и мистическими поверьями, а с реальными объектами и реальным опытом [9].

Сны не реальны. Мана не реальна. Духи не реальны. Реальны же, как подчеркивал Дюркгейм, конкретные действия общества, спаянного кровью и родством и работающего как единое целое, чтобы адаптироваться и выжить во враждебной среде. Истоки религиозных импульсов, таким образом, кроются в жизни общества, в привычках и ритуалах, которые помогают сформировать коллективное сознание.

В конце концов, наш предок Адам кутается в шкуру у затухающего костра не в одиночестве. Его окружает сообщество ему подобных. Мясо делится на всех; ему помогали выследить жертву, загнать ее в засаду и пронзить копьем, освежевать и разделать. Охота сама по себе уже своего рода духовный опыт, сопровождающийся жестко определенными ритуалами, которые передаются из поколения в поколение. Все действия охотников предопределены – от изготовления копий до движения через лес при преследовании жертвы. Благодаря всему этому охотники поддерживают чувство мистической солидарности со своим оружием – сакральным и обладающим духовной силой, необходимой для того, чтобы преобразовать такие тривиальные предметы, как камни, палки и кости, в инструменты, от которых зависит выживание общества. Выживание, само собой, очень важно, поэтому вполне логично, что такие повседневные объекты, как копья и ножи, люди постепенно стали считать сакральными, и не из-за неведомой присущей им силы, а благодаря приносимой ими пользе. У Дюркгейма вещь становится сакральной исключительно из-за того, какими способами ею пользуется человек.

Та же логика руководит и коллективными действиями охотников. Окружение животного и совместное нападение на него изначально имело стратегический смысл, благодаря чему эти действия и укоренились. Но нетрудно представить, как сама идея круга охотников положила начало религиозному обряду.

Допустим, перед охотой Адам и его друзья-охотники собираются в тесный круг, взявшись за руки и воображая опасности охоты в безопасности привычной среды. Возможно, в центр круга они кладут кости предыдущего убитого животного и сосредоточивают свои намерения на нем. В какой-то момент они могут заменить кости живым существом, которое неким образом помечается, отводится в сторону и приносится в жертву – в надежде на то, что кровь породит кровь. Прежде чем это сделать, они могут воззвать к его духу с просьбой помочь им найти жертву на охоте. Так вокруг охоты, жертвы, необходимости проливать кровь во имя умиротворения духов, во имя получения помощи богов и даже, возможно, во имя прощения грехов постепенно выстраивается мифология. И мало-помалу то, что начиналось как простая вылазка на охоту (нечто реальное ), преобразуется в духовное событие (нечто сверхъестественное ), тем самым прокладывая дорогу вере в человеческие души и божественных духов.

Теория Дюркгейма, что религия изначально была неким социальным клеем, способствующим сплоченности и поддержанию солидарности первобытных сообществ, остается до сих пор наиболее широко принятым объяснением истоков религиозного импульса. С точки зрения эволюции вполне разумно предположить, что, сплотившись вокруг общего набора символов и участвуя в совместных ритуальных действиях, наши далекие предки могли повысить свою коллективную жизнеспособность и тем самым увеличить свои шансы на выживание в мире яростной конкуренции.

Однако эти рассуждения наталкиваются на тот факт, что ничего особенно объединяющего или связующего в религии нет. Разумеется, религия способна сплачивать разобщенных людей. Но она столь же эффективна в качестве разобщающей силы, как и соединяющей. Религия вызывает как включенность, так и исключенность. Она порождает не только солидарность, но и конфликт. Некоторым членам сообщества она идет на пользу больше, причем чаще всего за счет других. Ниспровергает она так же часто, как и узаконивает [10].

Более того, теория социальной сплоченности основана на идее, что религия – это главный и первичный источник привязанностей внутри доисторических сообществ. А это определенно не так. Родство – более сильный и гораздо более ранний инструмент сплочения людей в истории человеческой эволюции. Наши палеолитические предки жили мелкими общинами – у каждой большой семьи было свое убежище. Их чувство солидарности создавалось прежде всего по принципу рождения и крови, а не с помощью символов и ритуалов. Чтобы утверждать, что религия возникла в ходе эволюции человека потому, что давала «верующим» сообществам адаптивное преимущество перед «неверующими», нужно признать за религией некую уникальную объединяющую силу, которой она просто не обладает. Несомненно, объединяющие свойства религии позволили ей сохраниться на протяжении всей человеческой истории, но помогали ли эти свойства религиозно настроенным людям выживать – большой вопрос.

Пока шли дискуссии об антропологических и социологических объяснениях роли религиозных убеждений в человеческой эволюции, в борьбу включилась еще одна новая дисциплина XIX века – психоанализ. Два самых знаменитых пионера психоанализа – Зигмунд Фрейд и Карл Юнг – пытались найти истоки религиозного чувства в человеческой душе, где-то в туманном пространстве между нашим сознанием и бессознательным. На самом деле оба ученых не делали разницы между душой и духом (психе). В отличие от Юнга, который в целом считал религию положительным фактором и просто пытался «психологизировать» традиционные религиозные понятия, такие как душа, Фрейд считал религию неврозом – психическим расстройством, способствующим вере в невидимые и невозможные вещи и ведущим к компульсивным действиям и обсессивному поведению [11].

Религиозные убеждения, как писал Фрейд в «Будущем одной иллюзии», порождены «потребностью сделать человеческую беспомощность легче переносимой» [3] Перевод И.Д. Ермакова. . Фрейд считал, что религиозные чувства возникают из врожденного желания первобытного человека создать «фигуру отца», причем идеального и всемогущего. Люди поклоняются богам по тем же причинам, по которым ребенок творит кумира из отца: нам нужны любовь и защита, мы хотим утешения в наиболее глубинных и мрачных страхах.