Сергей Нилус - Собрание сочинений - Том 6

Произошло так, что Мотовилов суть Беседы записал не сразу, а спустя дюжину лет. И воспроизвёл её в двух изводах, сжатом и расширенном. Закончив долгоденствие глубоким старцем, Николай Александрович при жизни не решался печатно рассказать о заветах святого угодника Божия о цели христианской жизни. К тому были веские причины. Одна из них — затянувшееся прославление благодатного величия Чудотворца; Россия ещё не дотянулась до крестных высот, указанных её Ангелом. Духовная мысль живая, теснимая тогда в узилищах канона, подолгу не находила своих провозвестников и предсмертное поучение Преподобного десятилетиями оставалось втуне. Беседа была погребена в бумагах Мотовилова до рубежа XX века, вплоть до обретения мощей Чудотворца, происшедшего в 1903 году 19 июля, когда в Сарове при стечении огромного числа людей, в присутствии Государя, посреди лета запели Пасху, как то предвидел сам святой Серафим.

Нилусу повезло, он ещё застал в живых жену Мотовилова, Елену Ивановну (1823–1910). Подумать только, она дожила до прославления Преподобного и даже перешагнула 1903 год. Какая завидная участь! Сергей Нилус, а только ему Елена Ивановна открыла у себя дома короб с бумагами мужа, выбрал и напечатал сжатый извод беседы. Возможно, ему он показался более совершенным по сравнению с расширенной записью 73 73 В приведенном пересказе использованы оба извода Беседы. . Первое издание книги «Великое в малом» (Царское Село, 1903) включает как раз этот текст. Выпускал он Беседу и отдельно под названием «Дух Божий, явно почивший на отце Серафиме Саровском в беседе его о цели христианской жизни с симбирским помещиком и совестным судьей Николаем Александровичем Мотовиловым». Эту богословскую жемчужину Сергей Нилус характеризует как «сокровище, которое по справедливости может быть названо величайшим актом веры». Своё предисловие, коим снабжена Беседа, С. А. Нилус заканчивает так: «Глубину значения этого акта торжества Православия не моему перу стать выяснять и подчеркивать, да он и не требует свидетельства о себе, ибо сам о себе свидетельствует с такой несокрушимой силой, что его значения не умалить суесловиям мipa сего».

Со стороны русской общественности одобрительных отзывов на Беседу ожидать было преждевременно. Напротив, духовные власти разобиделись, что свидетельства сошествия Духа Святаго на «убогого» Серафима получены из-под пера не инока, а мирянина; светские литераторы, размагниченные на позитивизме, и вовсе ухмылялись. Но уже народились, приподняли голову и заговорили люди нового религиозного сознания, они церковную истину рассматривали не как затвердевший в камень канон, а как живую, подвижную мысль, крепнущую от поколения к поколению. Эти-то люди поняли, о чём толковал Великий Серафим. Вот, к примеру, что написал Михаил Новосёлов в своей книжке «Психологическое оправдание христианства». Назвав Беседу «целым событием, огромным по своему религиозному смыслу», Новоселов заключает: «Простота и вместе мудрость слов здесь чередуются с явлениями Духа и Силы». Новейший философ восторженно пересказывает чудную и чудесную картину сошествия Святаго Духа на «убогого» Серафима и треблаженного друга его, представленную среди охладевающей природы, в заснеженном ноябрьском лесу. «Рушится грань не только между мыслимым и являемым, но и между духом и плотию, ибо последняя, озаряемая и проницаемая Духом Божиим, как бы возводится в первоначальную светлость и красоту, в достойное жилище осияваемых благодатию душ», — заканчивает своё рассуждение Новосёлов.

Как то и предсказывал Преподобный, маловеры усомнились в свидетельстве мирского человека. Мистические планы, теософия мучат их головы, и сущности христианской жизни, как жизни духовной, они не понимают. Религиозное смятение той поры застилало правду наносным песком мистицизма. А уже требовалось для жизни неискажённое Апостольское учение, и его в национальных формах передавали заветы преподобного Серафима. Близилась канонизация его, чтобы исцелить язвы взыскующей и страждущей Церкви нашей. Он и сам об этом сказал Мотовилову: «Господь не иначе воздвигает святых Своих, заставляя Церковь Свою канонизировать их, как только тогда, когда она в членах своих тяжко страждет, каким бы то ни было нечестием».

Нечестие же язвами разъедало тело нации. Верхние, руководящие сословия, отдаляясь от народа целых два столетия, наконец так отдалились и обособились, что потеряли всякую живую связь с нуждами и мировоззрением простых людей, верным устоям предков. Эта кастовая замкнутость, чуждая державному сословию — крестьянству, породила разброд в обществе, превозмочь который не было ни у кого полномочий. Дворянство во многом устыжалось своего крепостнического прошлого и в покаянии роняло инициативу, доверяясь Монарху, или хуже того — партийным дельцам чуждого толка. Поумнее из них желали бы Русской партии, основанной на началах национальных, ратующей за улучшение существующего уклада. А партии возникали всё с завозными идеалами, антинародными в нашей стране. Шатания и разброд затронули церковные устои, в недрах духовенства возникли новомодные течения обновленчества, сближения византийских преданий с цезарепапизмом, причём на почве канонической. В противовес им фундаменалисты страдали от неподвижности и закоснения. На этом фоне разрасталось сектантство, опутывающее черносотенного мужика крепчайшими вервиями. Нерешительность Монарха и непрекращающиеся утеснения Синода подрывали умильную веру церковных чад. В этих ущербных обстоятельствах сам факт причисления Серафима Саровского, чудотворца и скоропомощника, к лику Святых оказал на русскую жизнь оздоравливающее действие. Открылся новый источник, орошающий Лозу вразумления, напояющий крины непорочной белизны. Из него и ныне мы почерпаем живительную благодать, подкрепляющую наши духовные силы. С той поры в каждом русском доме появился родимый Святоначальник, Заступник и Ободритель.

И как бы там ни было с другими, но цель христианской жизни обозначена, Духоносная мысль осознана. Не по плоти жить велят Святые, а по Духу, чтоб жить духовно. Стяжание Духа, Третьей ипостаси Божией, и есть цель нашей нравственной жизни, цель нашего духовного самоустроения. Сама мысль, обращенная Преподобным, прежде всего, к православным, восходит к апостольскому слову: «Мудрование бо плотское смерть есть, а мудрование духовное, живот и мир; зане мудрование плотское вражда на Бога»… (Рим. 8, 4–9). Она поднимает на новую высоту поучения Апостолов и Добротолюбия. Все эти труды постоянно и внимательнейшим образом изучал Саровский инок. О стяжании Духа Святаго наш великий молитвенник мог прочесть в трудах Григория Паламы. Вот что говорил Палама в споре с варлаамитами о несозданном свете Фаворском: «И не ревнущие стяжать Духа Святаго ещё здесь на земле да не обольщают себя пустыми надеждами получить это там, или как-нибудь сподобиться в то время человеколюбия Божия, ибо тогда будет время праведного воздаяния, а не милования, время гнева и суда Божия». Мысль очень близкая Саровскому праведнику.