Алексей Бокщанин - Императорский Китай в начале XV века

В новое северное правительство были отобраны люди из соответствующих нанкинских учреждений. Они заранее были включены в «свиту» императора для его сопровождения — в поездке. Изъятие кадров из центральных правительственных учреждений было восполнено с помощью временного возвращения на службу отставных чиновников [23, цз. 88, 1167]. Можно предположить, что «путевые» правительственные учреждения частично формировались и прямо на месте-в Пекине из числа расширенного в 1403 г. чиновного штата.

Таким образом, уже в 1409–1410 гг., а затем, начиная с 1413 г., почти беспрерывно в стране существовало и функционировало два правительства, причем нанкинское было фактически в подчиненном положении у пекинского. Этот прецедент, не имеющий параллелей в истории Китая, примечателен с нескольких точек зрения. Во-первых, создавая практически новое правительство, Чжу Ди получил возможность отобрать в него наиболее угодных для себя людей и соответственно оставить на вторых ролях неугодных. Во-вторых, существование двух правительств неминуемо должно было вызывать затруднения в решении многих государственных дел, что, с одной стороны, вело к понижению самостоятельности бюрократической машины в целом, а с другой — к усилению императорской власти. Любопытно отметить, что циркуляр от 24 августа 1408 г. предлагал все важные и спорные дела адресовать лично императору, а не «путевому» правительству. Отсюда можно заключить, что новое северное правительство было поставлено в более подчиненное положение самодержавной власти, нежели прежнее общеимперское.

Что же касается нанкинского- правительства, то его практическое падение после 1409 г. было лишь вопросом времени. Тот факт, что Чжу Ди не решался официально закрепить его второстепенный статус вплоть до 1421 г., лишний раз свидетельствует об осторожности монарха в подходе к столь деликатному, связанному с расстановкой политических сил вопросу. Связывать этот шаг лишь с проведением строительных работ было бы упрощением: к 1420 г. были закончены только основные из них, а достройка дворцов, крепости и города велась еще многие годы. К тому же, как отмечалось, уже с 1413 г. двор почти безвыездно находился в Пекине. Отсюда можно полагать, что к началу 20-х годов Чжу Ди счел подходящим момент к переносу столицы, а окончание основного строительства было приурочено к этому моменту и использовано как формальный предлог.

Практически перевод столицы на Север был оформлен следующим образом, 10 октября 1420 г. «путевое» Дворцовое управление ( Циньтяньлань ) доложило, что новый дворцовый комплекс скоро будет готов. Вслед за этим был послан вызов наследному принцу и его старшему сыну явиться в Пекин [23, цз. 229, 2225, цз. 231, 2237]. 28 октября последовало личное распоряжение Чжу Ди о том, что с нового года (со 2 февраля 1421 г.) основной столицей считать Пекин, название «путевые» для местных правительственных органов упразднить, а оставшиеся в прежней столице именовать с оговоркой «нанкинские» [23, цз. 229, 2227–2228]. 7 декабря 1420 г. была проведена соответствующая перестановка столичных воинских соединений [23, цз. 231, 2235]. Только после этого, 8 декабря, был обнародован манифест о перенесении столицы, в котором без лишних объяснений было сказано: «Нынешнее преобразование Пекина в истинную столицу сделано исключительно по велению Неба, переданному через гадателей» [23, цз. 231, 2235]. Вслед за тем был произведен целый ряд мелких территориальных и административных изменений, соответствующих новому положению [23, цз. 231, 2237–2238].

За Нанкином, как было объявлено в манифесте от 8 декабря, сохранялось положение столицы, но практически политический центр страны окончательно переместился в Пекин. О положении нанкинских правительственных учреждений после 1421 г. можно судить по следующей записи в источниках: «Чиновники из шести ведомств были переведены на Север… Нанкинекие шесть ведомств имели по одному начальнику ведомства и по одному младшему помощнику начальника ведомства. Служащих в различных департаментах было меньше, чем в пекинских ведомствах. Политической власти, [им] не давалось. Находящиеся в [их] ведении дела [были] значительно сокращены. [Нанкинекие ведомства] служили [лишь] местом повышения престижа для сановников…» [25, цз. 31, 500, 513]. То же самое наблюдалось и в прочих оставшихся в Нанкине «столичных» учреждениях. К концу XVI в. от нанкинских правительственных органов остались лишь одни названия [25, цз. 31, 514]. Что же касается всех внутридворцовых служб, которые приобрели при Чжу Ди столь веское влияние в политической жизни, то они, естественно, полностью переместились в Пекин.

Такими образом, прецедент двух столиц имел реальное значение в 1409–1421 гг., т. е. именно до официального узаконения такого раздвоения. Начиная же с 1421 г. Нанкин фактически окончательно утрачивает свою роль политического центра страны, а его правительство превращается в анахронизм. Если оглянуться на обрисованную выше картину, то станет очевидным, что при Чжу Ди уже второй раз со времени его воцарения произошла практически перемена правительства. Этот факт, до сих пор ускользавший от внимания исследователей, представляется весьма важным в связи с поднятым вопросом о взаимоотношениях императорской власти и бюрократии в первой четверти XV в.

Однако перенесение столицы на Север было продиктовано отнюдь не только лишь расчетами, связанными с дублированием управленческого аппарата. Значение данного шага этим не исчерпывалось. В равной мере его нельзя объяснить лишь стратегическими соображениями или же чисто личными мотивами. Отмеченное выше пристрастие Чжу Ди к своей прежней удельной резиденции скрывало за собой далеко не прихоть. Оно базировалось на вполне реальных основаниях, обусловленных учетом внутриполитической ситуации в стране.

К концу XIV — началу XV в. в Китае существовали вполне ощутимые различия между северной и южной частями империи в экономическом и политическом положении [33] Понятия «Север» и «Юг» в отмеченном смысле весьма условны. Следует учитывать, что южные провинции империи Мин-Гуандун, Гуанси, Юньнань и Гуйчжоу даже к 1500 г. еще не были достаточно колонизованы китайцами [197, 203]. Поэтому они рассматривались как южные окраины. Фактическим политическим и экономическим центром юга страны были районы в бассейне нижнего течения р. Янцзы. Под Севером, в свою очередь, обычно подразумевались территории, лежавшие в бассейне среднего и нижнего течений р. Хуанхэ. . Это было обусловлено предшествующим ходом исторического развития страны. Северные районы издавна служили колыбелью китайской государственности. Однако уже в период раннего средневековья, в III–V вв., в связи со вторжением с севера и северо- запада иноземных племен все большее значение в экономике и политике начинают приобретать южные провинции. Иноплеменные нашествия на севере, процесс внутренней колонизации на юге и, наконец, неоднократное политическое разъединение этих частей страны — все это определило сложение здесь и там несколько отличных друг от друга образцов и традиций. Последнее, в свою очередь, вызывало некоторую противоречивость в интересах севера и юга страны, прежде всего северокитайских и южнокитайских феодалов.