Роман Храпачевский - Военная держава Чингисхана

Поражение от Чжамухи на какое-то время затормозило процесс собирания Чингисханом вокруг себя всех монголов. Видимо, прошла пара лет или больше, прежде чем он сумел восстановить свои позиции и смог, как и раньше, привлекать к себе людей. СС рассказывает, что после поражения при Далан-Балчжутах только через некоторое время к нему начали опять присоединяться влиятельные люди степи, правда, небольшими группами: «Уруудский Чжурчедай и Мангудский Хуюлдар, выждав время, когда Чжамуха отступил оттуда, отстали от него и явились к Чингисхану во главе своих Уруудцев и Мангудцев. Тогда же отстал от Чжамухи и присоединился со своими семью сыновьями к Чингис-хану и Хонхотанский Мунлик-эциге, который в это время, оказывается, был с Чжамухой. На радостях, что к нему добровольно перешло столько народа, Чингисхан, вместе с Оэлун-учжин, Хасаром, Чжуркинскими Сача-беки и Тайчу и со всеми прочими, решил устроить пир в Ононской дубраве» [16, с. 112]. Как видим, эти три группы небольшой численности («с семью сыновьями») вызвали огромную радость у Чингисхана, что указывает на состояние его дел, когда вновь начался процесс пополнения его улуса. Любопытно отметить, что в «Юань ши» употреблен нехарактерный для ее 1-й цзюани термин «поколение» по отношению к улусу Чингисхана именно при описании этого пира в Ононской дубраве — возможно, это указание на сокращение сил Чингисхана после поражения, которое осталось незамеченным юаньскими редакторами, приводившими к единообразию терминологию их первоисточника о временах Чингисхана Как бы там ни было, но указанный «пир в Ононской дубраве» во всех основных источниках о начальном периоде жизни Чингисхана [63] Т. е. до его победы в борьбе за гегемонию в монгольской степи и курултая 1206 г. отмечен особо. Очевидно также его значение как определенного смотра восстановленных сил улуса Чингисхана и демонстрации их перед соседями.

Видимо, к моменту этого сбора в Ононской дубраве трудности были, пожалуй, в основном преодолены — политика Чингисхана по привлечению к себе новых нукеров и нойонов, с их подчиненными сохраняла свою действенность. Но теперь проявилась опасность иного рода Очевидно, успехи Чингисхана в привлечении новых, неродственных кият-монголам обоков и выдвижение им на ключевые должности людей не по родству, а по принципу личной преданности, привели к первым проблемам со старой монгольской «аристократией». Предание, сохранившееся в СС, относит их первое проявление к ссоре с родовыми старейшинами кият-чжурки Сэчэ-беки и Тайчу именно во время указанного пира в Ононской дубраве — в этой ссоре был даже ранен брат Чингисхана Бельгутэй [16, с. 112]. Но Чингисхан пока еще не мог позволить себе подавить силой такие проявления неподчинения, он предпочел временно замять дело [16, с. 113], тем более что Сэчэ-беки, видимо, командовал важной частью войска улуса, ополчением чжуркинцев. Это можно понять из замечания в ЮШ, где сказано о нем, что Чингисхан «как всегда отдал распоряжение Сэчэ-беки командовать людьми его обока» [56; цз. 1, с. 5]. Это «как всегда» и указывает на регулярность использования сил чжурки в военных действиях улуса Чингисхана.

Надо сказать, что вообще Чингисхан гибко реагировал на нужды степной аристократии, пока добивался ее поддержки и своей борьбе за верховенство. Показательна эволюция его политики по отношению к перебежчикам, которые предавали или убивали своих сюзеренов. Случаи, когда Чингисхан казнил таких перебежчиков, описаны в «Сокровенном сказании», но они относятся к тому периоду борьбы Чингисхана за гегемонию, когда он еще зависел от «общественного мнения» знатных людей монгольской степи. Ведь тогда ему надо было считаться с менталитетом степной «аристократии» — государство монголов было еще не более чем очередным чифдомом кочевников, зиждившемся на принципах «чести», «заслуг» и т. п., присущих кочевникам. Поэтому пока Чингисхан добивался поддержки степных феодалов, всех этих нойонов, беков, мергенов и прочих, он делал эффектные трюки по помилованию не предавших господина или, наоборот, казнил предавших своих господ в его, Чингисхана, пользу. Некоторые исследователи подпадали под обаяние данных жестов и абсолютизировали «благородство» Чингисхана («Чингис-хан» Б. Я. Владимирцова [73], и работы В. В. Бартольда — [63], [64]). Они не обратили внимания на тот факт, что, когда надобность в подобных жестах отпала, то есть когда Чингисхан стал абсолютным хозяином монголов, он уже вел себя иначе — как государственный деятель, который привлекал к себе полезных ему предателей и осыпал их милостями за оказываемые услуги. В разделе «Жизнеописания знаменитых» хроники «Юань ши» полным-полно упоминаний о таких перебежчиках, которые очень неплохо устроились у Чингисхана, причем значительное число их было как раз из «людей Западного края», т. е. из мусульманской Средней Азии, с ее развитой феодальной системой, где переход от одного сюзерена к другому был в порядке вещей. Эти примеры показательны для характеристики прагматизма Чингисхана в политике, его готовности найти выгодный (в данное время) курс во взаимоотношениях с нойонами, которые пока еще не были для него безоговорочно подданными.

В положении Чингисхана после поражения при Далан-Балчжутах, когда только-только начала опять налаживаться его политика собирания монгольского улуса, он был вынужден реагировать максимально гибко на настроения «аристократии». В том числе в деле ссоры с чжуркинцами — ему пришлось укротить ярость части своих людей, уже перешедших к военным действиям против Сэчэ-беки и захвативших его мать и вторую жену его отца (см. [16, с. ИЗ], [28, с 156]). Чингисхан их вернул и начал переговоры с чжурки, чтобы постараться уладить разлад. Это удалось, хотя и не скоро, и как оказалось позднее — не надолго. Про это мы можем узнать из рассказа РД: «Сэчэ-беки со всеми родами юркин, которые были его подчиненными, отделился от Чингиз-хана… Послы обеих сторон скакали взад и вперед, договариваясь о заключении мира, как вдруг пришло известие, что старший из эмиров хитайского Алтан-хана, по имени Чинсан [64] Рашид ад-Дин считает именем китайское звание чэнсяна , т. е. первого министра. , наступает с войском на Муджин-Султу, одного из эмиров татар, и на его племена» [38, с. 92]. Судя по всему, процесс примирения затянулся, пока его не ускорили внешние события — война чжурчжэней против вождя татар Мэгуджин-Сэулту [65] Муджин-Султу у РД. . На то, что примирение, пусть и внешнее, состоялось, указывают и СС, и ЮШ: согласно этим источникам Чингисхан пригласил (согласно СС [16, с. ИЗ]) или приказал (по ЮШ [56; цз. 1, с. 5]) Сэчэ-беки и Тайчу пойти вместе с ним в поход на татар. Поскольку поход чжурчжэньского первого министра Ваньянь Сяна на татар достоверно датирован в китайских источниках маем — июнем 1196 года [117, с. 101], то с учетом времени, потраченного на переговоры о мире с Сэчэ-беки и на получение известия о возмущении татар против чжурчжэней (между ним и самим походом чжурчжэней должно было пройти определенное время, потребное для подготовки войск и достижения договоренности с союзниками), можно определить дату пира в Ононской дубраве как 1195 год. Таким образом, не более 3–4 лет понадобилось Чингисхану, чтобы оправиться от поражения и более или менее вернуть силы своему улусу.