Денис Хрусталёв - Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

«иде князь Ярослав съ новгородци и съ всею областью и с полкы своими на Немьци подъ Гюргевъ» [585].

Несмотря на то что центром заговоров являлось Оденпе, где располагались земли Буксхевденов и, вероятно, еще остались представители «Борисовой чади», вторжение было направлено в сердце враждебной страны — Дерпт (русский Юрьев), столицу епархии, столицу князя Вячко, судя по всему, новгородско-переяславского вассала. Ярослав пришел бить врагов и собирать дань со своей волости:

«и ста князь, не дошедъ града, съ пълкы, и пусти люди своя въ зажитие воевать» [586].

Советские исследователи пытались застенчиво затушевать значение фразы: «въ зажитье воевать». Некоторые никак ее не разъясняли, а другие писали, что «в зажитие» значит «на постой» [587]. В действительности даже словарь В. И. Даля знает слова «зажитье» и «заживъ», «на заживе» — добыча, прибыль, прибавление [588]. И простым «прокормом» — фуражировкой эти действия явно не ограничивались. Е. Л. Назарова справедливо указывала: «Добавление «воевать» соответствует тому, что такие рейды часто сопровождались столкновениями с рыцарями или местными жителями» [589]. Речь идет о грабежах мирного населения — существа и сути средневековой войны. Летописи неизменно фиксируют результаты боевых действий: «села их потрати», «много полониша», «скота бещисла приведоша» [590]. Можно сказать, что собственно бои враждующих армий — это для средневековья редкость, тактическая ошибка, недоразумение. Целью войны было ограбить и опустошить волость противника, набрать больше добра, скота, полона — или перебить («истратить») все это [591]. Точно так же описывает ливонские походы и Генрих Латвийский, и Старшая Рифмованная хроника, и Герман Вартберг, и русская летопись [592].

Брать город — задача непростая, требует усердия и тщательности. Кроме того, штурм — затратная технология, а осада — дорогостоящая. Замки и города брали нечасто и преимущественно «изгоном» — пока ворота не закрыли. Ярослав в 1223 г. уже получил печальный опыт осады образцового немецкого замка — на скале Тоомпеа в Ревеле.

Повторяться он не стал. В 1234 г. Дерпт был уже отстроен. Русские не пошли на его обложение, но специально разбили лагерь чуть в стороне — ниже по реке Эмайыги — ближе к Чудскому озеру. Ярослав выманивал немцев, беспокоил их, жег землю, распустил часть полков «в зажитье». И добился своего.

Из Оденпе отправили заградительный (сторожевой) отряд, опасаясь разорения окрестностей. Из Дерпта тоже некоторое время наблюдали. В какой-то момент решив, что русские достаточно рассеялись по селам и увлечены грабежом, немцы (сторожевой отряд из Оденпе и гарнизон Дерпта) соединились и напали на армию Ярослава.

Князь этого и ждал:

«И поможе Богъ Ярославу с новгородци: и биша их и до реце, и ту паде лучьших Немцовъ неколико» [593].

Русские сумели прижать беспечных ливонцев к реке и нанести им сокрушительное поражение. Погибло несколько видных немецких рыцарей. Остальные, отступая, вышли на замерзшую реку Эмайыги (русск. Омовжа), но внезапно под тяжеловооруженными воинами весенний лед подломился — многие начали тонуть. Тех, кто пытался спастись, добивали новгородцы и переяславцы. Потери немцев были очень значительными, лишь немногим удалось бежать:

«и яко быша на рече на Омовыжи Немьци, и ту обломишася истопе ихъ много, а ини язвьни [были ранены] въбегоша въ Гюргевъ, а друзии въ Медвежю голову» [594].

Ледовое побоище завершилось сокрушительной победой русских. Не все немцы даже успели укрыться за стенами Дерпта. Некоторых гнали вплоть до Оденпе. Затем Ярослав смог спокойно завершить сбор податей с населения, наказав угандийцев за прежние обиды: «много попустошиша земле ихъ и обилие потратиша» [595].

Латинские и немецкие источники не содержат известий о русском вторжении и ледовой битве 1234 г., но упоминают в этот год гибель в пожаре цистерцианского монастыря Фалькенау (нем. Falkenau; Walchenna ; эст. Кяркна, Kärkna; Muuge ) невдалеке от Дерпта [596]. Основателем этого монастыря был один из братьев Буксхевден — епископ Герман, шурин князя Ярослава Владимировича [597]. Вполне возможно, что монастырь был сожжен русскими войсками. Вскоре Дерптский епископ прислал просить мира:

«И поклонишася Немьци князю, Ярослав же взя с ними миръ на вьсеи правде своеи; и възвратишася новгородци сдрави вси, а низовьчь [Низовцев = переяславцев] неколико паде» [598].

Одновременно с миром освобожден был и Кюрил Синкинич, что по летописи датируется «великим говением», то есть не позднее конца апреля 1234 г. [599]Ярослав добился всего, чего хотел, — мир был заключен по всей его «правде». Однако никаких подробностей соглашения летопись не дает. Исследователи полагают, что князь добился от немцев возобновления выплат ежегодной дани со своего «Юрьевского княжества» — эстонской земли Уганди [600]. Были восстановлены если не сюзеренные, то даннические права Ярослава, попранные в 1224 г. При Иване Грозном отказ от выплат этой — Юрьевской — дани станет поводом для начала Ливонской войны. Были достигнуты и другие цели.

Судя по летописи, после 1228 г. поход в Ливонию готовился чуть ли не каждый год. Но внутренние причины мешали его осуществить. Ощущая свою безнаказанность, в 1233 г. уже сами немцы начали нападать. Поход на Юрьев прервал серию беззастенчивых вторжений вассалов Дерптского епископа на русские (новгородские и псковские) земли. На несколько лет — мир тогда заключался обычно на 3 года — на западных рубежах Руси установилось затишье.

Была также поставлена жирная точка в попытках оппозиционных новгородских бояр урвать кусок власти в регионе. «Борисова чадь» была разгромлена, Ярослав Владимирович посажен в темницу, покорность Пскова проверена на деле. Участники похода смогли хорошо поживиться на завоеванных землях. Особенно подчеркивал летописец, что новгородцы вернулись без потерь — погибло только несколько переяславцев. Достаток успокоил Новгород, который с 1228 г. мучили внутренние смуты и природные ненастья.

Для Ливонии и Эстонии русский поход на Юрьев также имел немалое значение. В эти годы ситуация там напоминала Гражданскую войну. Конфликт возник сразу после смерти епископа Альберта (ум. 17 января 1229 г.), когда потребовалось выбрать его преемника. Основываясь на том, что Рижская епархия в то время напрямую подчинялась Риму, местный капитул выбрал епископом магдебургского каноника Николая. Однако Бременский архиепископ, также претендовавший на верховенство в Ливонии, назначил другого кандидата — бременского каноника Альберта Зуербеера ( Albert Suerbeer ). Для разрешения вопроса обратились к папе Григорию IX, который поручил 4 апреля 1230 г. своему легату Отто де Монтферрат ( Othon de Montferrat ; дьякон San Nicola in Carcere Tulliano ; 1227–1244) разобраться в случившемся. Оттон в свою очередь поручил разобраться в случившемся вице-легату Балдуину ( Balduin von Alna ), цистерцианскому монаху из монастыря Альна ( Alna ; на р. Самбра — франц. Aulne-sur-Sambre ) во Фландрии. В июле 1230 г. Балдуин Альнский прибыл в Ригу. Первое время со стороны казалось, что его миссия носит формальный характер и скоро завершится успехом. Однако впоследствии выяснилось, что проблемы возникли почти сразу, а цели перед собой Балдуин ставил далеко не временные.