Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Теперь, когда лето закончилось и больше нельзя искупаться, нашествие вшей приобретает масштабы, изнурявшие нас еще во время [Первой] мировой войны. И мы снова дошли до того, что пехота частично полностью завшивела, так как пехотинцы наиболее вымотаны и наименее защищены против вшей. Мы используем нынешний отдых для того, чтобы по возможности противодействовать этому. Наша железная дорога, которая на удивление — без расписания, блокировочной системы и иногда с пересадками — везет прямо сюда, дает нам несколько дней на прожарку от вшей, пока войска не отправятся дальше.

В настоящий момент отпускаем домой всех русских пленных из захваченных западных территорий [138]. Они там очень нужны, так как на селе не хватает рабочих рук. Это еще, вероятно, и подготовка к созданию новых государств–сателлитов. Британцы как–то предположили, что мы создадим независимую Украину, так же как и Белоруссию с Прибалтикой. Теперь мы достаточно продвинулись, чтобы постепенно перейти к осуществлению этого.

Через пару дней наш отдых закончится. Впереди новые боевые действия. Мы твердо надеемся, что они не будут отличаться от прежних.

Письмо жене, [Чернигов] 20 сентября 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 107

Завтра уходит в Германию машина, которая должна привезти теплые вещи. В переданном с курьерским самолетом письме я уже просил тебя отправить мне тулуп от старой униформы, теплые кальсоны и носки, наушники и пару теплых перчаток. […]

Фюрер позавчера наградил меня Рыцарским крестом [139]. Командующий армией [Вейхс], рядом с которым мы располагались в Чернигове, внезапно пригласил меня и начальника штаба [140]на ужин и вручил мне его. Я был чрезвычайно поражен. Я действительно этого не ожидал. Да, мы верно внесли свой вклад, и даже решающий. Но награды я не ожидал. Я счастлив тому, что эта новость особенно обрадует Хартмута. Мне самому было бы приятнее, если бы меня в обосновании не так расхваливали. […]

Письмо жене, [Чернигов] 22 сентября 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 108

[…] Вчера в отчете о действиях вермахта говорилось о числе пленных, взятых армией Рейхенау [141]. Наша армия упомянута не была. При этом именно мы вытянули Рейхенау из трясины, в которой он завяз на 6 недель, не имея возможности даже пошевелиться. Лишь действия нашей армии и, кроме того, танков создали условия для киевского котла. Но в тот момент, когда котел захлопнулся, нас вывели, и трофеями, которые добыли мы, хвастались другие. Это несколько портит настроение, особенно солдатам. Говорят, что нас не назвали, чтобы сохранить военную тайну. Мне жаль нашего командующего армией фон Вейхса, человека спокойного, но крайне порядочного. […]

Запись в дневнике, [около Кричева] 24 сентября 1941 г.

BArch. N 265/11

Четыре года назад умер мой отец. Как много всего произошло с тех пор! Кажется, что этот печальный день был давным–давно. И чем закончится война?

Решающий час еще не пробил. В верхах сильно просчитались насчет России. Мы можем надеяться лишь на то, что грядущие события пойдут так, что можно будет сказать: Россия практически нейтрализована. Однако даже в этом случае не стоит питать иллюзий, что внутрироссийская ситуация изменится и страна выйдет из войны. Британия точно пришла в себя за это лето. Америке не терпится вступить в войну. Кульминация войны еще впереди. Это значит, что всё затянется.

Мы сегодня на фабрике под Кричевом. Погода была прекрасна, но, несмотря на солнце, жарко не было. Ночью, похоже, будут заморозки.

Письмо жене, [около Кричева] 24 сентября 1941 г.

BArch. N 265/155. BL 109

Мы переместились на 250 километров севернее, но всё еще не достигли нашего нового участка фронта. Нет больше ни полей с табаком, ни полей с подсолнухами, сплошная картошка. Говорят, что в районе, в который мы прибудем, — лучшие волчьи угодья во всей европейской России. Из этого ясно, что за лесами и болотами опять нас ждут, а отсюда и все сопутствующие проблемы в плане боевых действий и передвижения! […]

Поскольку под Киевом южная армейская группировка русских была практически разбита — что заслуга не Рейхенау, а нашей армии, и в особенности моего корпуса, — грядущие операции будут иметь особое значение для дальнейшего развития событий на Востоке. Чем успешнее они будут, тем лучше, тем с меньшими силами русский сможет выступить следующей весной. Никто из тех, кто узнал Россию, не хочет и в следующем году воевать тут так, как в нынешнем. Каждому немцу, столкнувшемуся с большевизмом, его уже хватило.

Война остается в том же подвисшем состоянии. Если Америка в нее вступит — что практически уже произошло, — появится новый враг, способный поддержать Британию как минимум с помощью авиации и флота. […]

Запись в дневнике, [Клинцы] 25 сентября 1941 г.

BArch. N 265/11

Летал на «Шторхе» в Клинцы, в расположение армии, 50 минут. Пролетал над бронепоездом, который был полностью разбомблен люфтваффе. Клинцы — полностью сохранившийся город с населением в 40 000 человек, первый целый город, что мы видели, начиная от немецкой границы. Бывает же такое. Старая, украшенная живописными иконами деревянная церковь, а перед ней — торговые ряды. Население счастливо и благодарно за то, что они снова могут ходить в свою церковь. К сожалению, мы не понимаем, что это можно использовать в нашу пользу, помогая им приводить церкви в порядок. После обеда — совещание в штабе армии о грядущей операции, в ходе которой нам поставлена задача защищать фланг в омерзительной местности. Непролазные чащи. […]

Запись в дневнике, [Чет] 26 сентября 1941 г.

BArch. N 265/11

Обратный полет. Из–за дождя и предосторожности — через Кричев, не на предусмотренный аэродром южнее Рославля, а на другой, прямо у города. Погода холодная и капризная. Из–за многочисленных русских истребителей меня посадили не в «Шторх», а в «Вайхе» [142]. Через полтора часа прибыл на место. За это время предусмотренный прежде аэродром подвергся русской бомбардировке, приземлявшийся там «Шторх» задел задними колесами упавшую бомбу и потерял весь хвост. Пассажиры не пострадали. Встречаю в Рославле генерал–полковника Гёпнера [143], моего старого товарища по военной академии, который дружески меня принимает и рассказывает об упорном сопротивлении русских под Петербургом. Наконец, добираюсь на его штабной машине через Рябчи в Чет, где мы размещаемся в убогих избах на месте ушедшей 44–й дивизии. Все деревни в этой местности — самые нищие из всего, нами виденного. Суровый холодный ветер, серые облака, первые предвестники русской зимы. […]

Запись в дневнике, [Чет] 27 сентября 1941 г.

BArch. N 265/11

Утром и до обеда три сильных авианалета не так далеко от нас к северу. Всё дрожит и шатается от взрывов. Неудивительно: 17–я дивизия, а за ней 260–я выдвигаются по шоссе Брянск—Рославль из Пуклино в пределах видимости противника, в отдельных местах в прямой видимости. Его тяжелая артиллерия стреляет по шоссе. Удивительно, что он ограничивается отдельными залпами. В любом случае о скрытом передвижении, даже в самом общем смысле, речи не идет. Перехваченные русские радиопереговоры, в которых они просят подкрепления, так как предстоит нападение немцев, ясно показывают нам, что они не слепы. Причина нашего пренебрежения маскировкой в данном случае — нехватка времени. Наши дивизии в последний момент подходят с юго–запада, так сказать, с языком на плече. Операция должна начаться как можно раньше, так как приближается зима. И всё–таки с помощью небольших обходов выдвижение можно было замаскировать лучше. Но так как это не мои дивизии, я не могу на них повлиять.