Александр Шубин - Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года

Прибыв в Могилев, Алексеев отменил осадное положение и стал принимать дела у Корнилова. Керенский телеграфировал ему: «Я предлагаю вам передать ген. Корнилову, что он должен сдать вам должность, отдав себя в распоряжение властей, демобилизовать свои войсковые части немедленно...» 1128 Под давлением Керенского (на которого в свою очередь давили левые в Петрограде) Алексеев около 22 часов 1 сентября арестовал Корнилова и его окружение.

1 сентября от имени Временного правительства Керенский заявил: «Неповиновение генерала Корнилова подавлено, однако волнение, внесенное им в ряды армии и в страну, велико» 1129 . Керенский пытался теперь усмирить и распустить образовавшиеся повсюду структуры борьбы с контрреволюцией, в которой подозревали и офицеров, и кадетов, и местные структуры Временного правительства. Но было поздно.

5 сентября Керенский прибыл в Ставку. 12 сентября Корнилов и другие арестованные по его делу были водворены в Старый Быхов. При этом, чтобы избежать линчевания Корнилова 1130 , Керенский разрешил дать для охраны преданных ему текинцев, что обеспечило в дальнейшем побег генерала.

Более серьезные проблемы возникли у генерала Деникина, арестованного в Бердичеве. Комиссар ЮЗФ Иорданский настаивал, что Деникина и его сообщников должен судить местный суд. И тогда генералу угрожала как раз та самая смертная казнь, введения которой они с Корниловым так рьяно добивались. Насилу удалось добиться перевода Деникина и его подельников из Бердичева в Быхов 26 сентября. Здесь Корнилов, Деникин и другие «быховские сидельцы» принялись обсуждать программу будущего белого движения. В Быхове политические беседы так и не вылились в программный документ, и Корнилов изложил свои политические взгляды уже в январе 1918 года. Эта «Политическая программа генерала Корнилова» своей банальностью вызывает восторг у современных либеральных публицистов, так как является повторением обычных общедемократических и либеральных пожеланий, включая сюда и созыв Учредительного собрания, и «восстановление в полном объеме свободы слова и печати» - это при том, что Корнилов собирался ввести смертную казнь за большевистскую и вообще просоветскую пропаганду, что и осуществлялось на практике в 1918-м.

Кроме подобных демократических украшений в стиле сталинской конституции программа Корнилова предусматривала и более реальные меры. Это, конечно, «отмена национализации частных финансовых предприятий», «восстановление права частной собственности» и смертная казнь «в случае тягчайших государственных преступлений». Вот это было написано от души. Судя по тексту, документ закончили уже в январе 1918 г. и 2 февраля передали Алексееву на будущее. Алексеев и Милюков, обсудив программу, решили, что публиковать ее не следует 1131 . Общедемократические положения были откровенно демагогическими и в условиях Гражданской войны нарушались белыми столь же грубо, как и красными, а либеральные идеи в это время не пользовались популярностью.

Осенью 1917 г. следственная комиссия постепенно освобождала арестованных, и к ноябрю их осталось всего пятеро. «Дело Корнилова» с Октябрьским переворотом потеряло актуальность, а сам Корнилов стал лидером Белого движения. Его первая попытка выступления против левых сил приобрела новое звучание как шанс «все предотвратить».

Впрочем, дискуссии об этом событии продолжаются. «Названные точки зрения - Керенского («контрреволюционный заговор»), Савинкова («недоразумение»), Алексеева - Деникина - Лукомского («предательство Керенского»), а также их комбинации - практически полностью исчерпывают собой все разнообразие мнений о корниловском выступлении, высказанных впоследствии как в отечественной, так и в зарубежной сториографии» 1132 , - суммирует эти споры О. К. Иванцова. Каждая из этих точек зрения отражает одну сторону событий августа 1917-го. Было два заговора, два проекта ликвидации сложившегося режима, между участниками которого имелись свои разногласия и недоразумения. И оба надеялись использовать Керенского в своей игре.

Первый заговор - двойная игра Савинкова и других антисоветских социалистов, была направлена на использование Корнилова в целях создания авторитарного режима во главе с бывшими революционными демократами. Второй заговор - более правого офицерства во главе с Корниловым - был направлен на создание военной диктатуры, по возможности - с гражданской ширмой. Попытки Керенского остановить революцию в июльско-августовской точке сближали его с первым заговором. Но Керенский не мог согласиться на самостоятельную и даже лидирующую роль генералитета в «наведении порядка», что и привело к резкой реакции премьера на попытки изменить правительственную конфигурацию, опираясь на вооруженную силу. Это произошло за два дня до запланированного Корниловым террора в Петрограде.

Генералы и политики, сторонники «твердой власти», видели главную угрозу в хаосе, идущем от низов общества. Они не понимали объективных причин движения масс и считали, что первопричина этого бедствия - немецко-большевистская интрига. Они думали, что только волевая «сила», направленная сверху вниз, может остановить проснувшийся плебс. Они видели себя этой силой.

Даже Керенский с его политическим упрямством и неуступчивостью казался цензовикам слишком слабой фигурой, страх перед массами требовал не юриста, а генерала, который железным кулаком наведет порядок и оградит их собственность от рабочих и крестьян, заставит солдат умирать за грядущие аннексии и контрибуции, позволит принять участие в пире победителей после победы Антанты. Они так накрутили себя и несведущих в политике генералов, что спровоцировали их на выступление против власти интеллигентов-центристов, еще уговаривавших массы подождать и потерпеть. В итоге интеллигенты в союзе с массами разгромили генералов. И это было началом конца политического центризма, который мог держаться только на противовесах. Качнув неустойчивую конструкцию Временного правительства вправо, генералы и их политические партнеры нарушили равновесие, которое затем стало неудержимо смещаться влево.

Но в той или иной форме такой конфликт был неизбежен. Временное правительство конструировалось как авторитарное, а авторитарная система в условиях растущей самоорганизации общества не может работать без репрессивной машины. Соответственно, правительство должно было либо перейти к политике массовых политических репрессий и подавить самоорганизацию, либо признать ответственность исполнительной власти перед представительными структурами организованного общества, либо, колеблясь между этими двумя путями, растерять поддержку и пасть.