Борис Борисов - Школа жизни

Прикинув все «за» и «против», члены парткома Ново-Ивановской мануфактуры решили порекомендовать некоторым станочницам работу на десяти станках. Сразу нашлись, конечно, противники, неверующие. Директор и секретарь парткома пригласили к себе опытную ткачиху, партгрупорга Михееву.

— Выручай, Елизавета Васильевна.

— А что нужно?

— Покажи пример, начни первой работать на десяти станках. За тобой потянутся другие. Иначе станет половина станков.

— Постараюсь, — коротко ответила ткачиха.

Вместе с Елизаветой Васильевной на десяти станках стала работать коммунистка Пелагея Трофимовна Пузырева. Доставалось же им на первых порах! То и дело рвалась пряжа, возникали простои. Но они упорно добивались своего. Вскоре все ткачихи начали работать на десяти станках.

Но план все равно «горел». Тогда работницы сами предложили перейти на десятичасовой рабочий день. Те, которые не были связаны семьями, оставались на вторую смену, работали по выходным. Постепенно коллектив фабрики снова вышел в число передовых. Миллионы метров ткани для фронта давали ткачихи Ново-Ивановской мануфактуры. В июне 1942 года коллектив завоевал второе место во Всесоюзном соревновании текстильщиков.

И вот снова нехватка сырья, электроэнергии, рабочей силы… Андриан Прокопович совсем переселился на фабрику. Жена звонит в партком, просит напомнить о семье.

Партийная организация на Ново-Ивановской мануфактуре была крепкая, дружная. Каждый из трехсот тридцати коммунистов — активный боец партии. Работать, не жалея сил, — таково решение партийного собрания. А руководство фабрики сделало для себя серьезные выводы из критики, которую пришлось выслушать от работниц. Уже через несколько недель произошли заметные сдвиги. Не справлявшихся со своими обязанностями руководителей цехов, комплектов, бригад заменили молодые энергичные работники. На отстающие участки пошли квалифицированные ткачихи. Повсюду был установлен тщательный контроль за выполнением обязательств.

Большую помощь оказали агитаторы. Они не ограничивались беседами о фронтовых событиях и общими призывами не жалеть сил для борьбы с врагом. Ежедневно они сообщали, как выполняют план цех и фабрика, сколько за день сэкономлено сырья, электроэнергии, топлива. О каждом прогуле или допущенной небрежности тотчас извещали всех. Достижения передовиков производства также становились всеобщим достоянием. Работницы помогали друг другу, обучали «секретам мастерства», инженеры и техники не только сами изыскивали способы повышения производительности труда, но и поддерживали творческие поиски.

Немного улучшилось снабжение сырьем и запасными частями. Увеличился лимит на электроэнергию, — постарались энергетики. Не только Ново-Ивановская мануфактура вышла из прорыва — подтягивались коллективы других фабрик.

По-прежнему серьезно отставали предприятия Фрунзенского района города. Проверка, предпринятая горкомом, подтвердила мнение ЦК партии: ослаблено руководство со стороны райкома партии. Первый секретарь весьма приблизительно знал о положении дел на предприятиях. Он не покидал своего кабинета, покрикивал на подчиненных. Ему подражали и другие сотрудники райкома.

Отчет Фрунзенского райкома мы обсудили на бюро городского комитета и поставили перед обкомом вопрос о замене первого секретаря. Бюро обкома с нами согласилось; первым секретарем Фрунзенского райкома партии был избран Федор Иванович Шокин, заведующий сектором обкома партии.

С первой же встречи Шокин мне понравился. Скромный, культурный, вдумчивый. Федор Иванович, как говорится, «засел» на предприятиях сам и заставил так же трудиться весь аппарат райкома. В первую очередь уделялось внимание тем предприятиям, которые не справлялись с выполнением государственных планов. Секретарь райкома часто советовался с членами бюро, с работниками райкома, с активом, с рядовыми коммунистами и беспартийными. А недели через две Шокин вместе с председателем райисполкома Борисом Николаевичем Ясневым, тоже энергичным работником, пришли в горком поделиться своими планами.

Товарищи правильно поняли ошибки прежнего руководства и свои задачи. Они считали, что главное внимание должны сосредоточить на улучшении внутрипартийной и массово-политической работы, повысить требовательность к руководящим кадрам района и предприятий, большую часть рабочего времени проводить на предприятиях — помогать там партийным организациям и хозяйственному руководству.

И надо сказать, Шокин и Яснев неплохо справились с осуществлением своего плана. Хотя не сразу и не во всем. Активизировались первичные парторганизации, окрепла дисциплина, поднялась ответственность людей за выполнение планов, особенно заказов фронта. Промышленность района пошла в гору, улучшилось культурно-бытовое обслуживание трудящихся. На одном из заседаний бюро горкома мы похвалили райком. Товарищи, ободренные первыми успехами, стали работать еще лучше.

После решения ЦК партии крепко взялись за перестройку работы и в Ленинском районе, где была сосредоточена машиностроительная промышленность, железнодорожный узел. Первым секретарем Ленинского райкома работал Яков Иванович Лебедев, член партии с 1917 года, в прошлом рабочий-стеклодув, участник гражданской войны. Это был вечный хлопотун. Когда бы ни позвонил ему, когда бы ни зашел в райком — Якова Ивановича нет. То он на «Торфмаше», то на железнодорожном узле, то еще где-нибудь. Аппарат райкома был воспитан в том же духе: на месте сидело не более двух-трех человек. Остальные — на предприятиях. В райисполкоме — то же. Председателем исполкома Ленинского райсовета была Анна Семеновна Старостина. Эта немолодая женщина с головой уходила в многочисленные заботы. Каждое дело у нее оказывалось важным и неотложным.

Знакомство со Старостиной, как и с многими другими женщинами Иванова, неизменно вызывало у меня чувство глубокого уважения к нашим самоотверженным труженицам.

Однажды — это было уже после войны, я работал в Москве — по дороге в дальнюю командировку моим соседом по купе оказался немолодой генерал. Невысокий, с коротким ежиком жестких волос, он показался поначалу не в меру шумным. Говорил громко, на месте не сидел ни минуты. И без того тесное купе стало как будто еще меньше. Но деваться было некуда…

Однако уже через полчаса, заинтересовавшись рассказами старого вояки, я отложил книгу. Генерал не просто вспоминал фронтовые эпизоды, сдабривая их немалой толикой восхищения собственной храбростью и находчивостью, как это порой бывает, а высказывал глубоко выношенные мысли и подтверждал их неоспоримыми фактами.

Что же касается излишней шумливости генерала, то она, как выяснилось, шла от многочисленных ранений и контузий. На нем места живого не было. Рассказывал он много, горячился, словно ему постоянно возражали, хотя остальные пассажиры в купе слушали его внимательно, не перебивая.