Борис Борисов - Школа жизни

Обмундировали нас. Поначалу даже друг друга не узнавали: робы торчали дыбом. Всем хотелось поскорее посмотреть город, сфотографироваться в форме моряка, послать фото родным, товарищам, знакомой девушке.

Вначале мы долго маршировали во дворе казарм. Только через два месяца стали ходить в город на патрулирование. Потом были экскурсии в Смольный, Эрмитаж, Русский музей, в Шлиссельбургскую крепость, к памятнику Петру… Побывали и в Мариинском театре.

Учебу я продолжал в Кронштадте, в Артиллерийской школе. За занятиями время летело быстро. Как в Ленинграде, так и в Кронштадте мы часто маршировали по улицам. Обычно пели:

В Кронштадте, как и во всей ленинградской парторганизации, проходили партийные собрания и конференции, обсуждавшие решения XIV съезда партии, который взял курс на индустриализацию страны. Из Москвы прибыла группа членов Центрального Комитета партии, выступавшая на конференциях и собраниях с разъяснением решений съезда и разоблачавшая антипартийную деятельность руководителей «новой оппозиции».

Моряки, как и вся ленинградская партийная организация, за исключением одиночек-раскольников, единодушно поддержали решения XIV партийного съезда, дали решительный отпор оппозиционерам. Я слушал тогда пламенные речи Сергея Мироновича Кирова и Михаила Ивановича Калинина, в которых они разъясняли решения съезда, разоблачали антиленинские взгляды оппозиционеров.

В январе 1926 года на собрании кронштадтской городской партийной организации с участием моряков военно-морской базы с докладом о XIV съезде партии выступил Климент Ефремович Ворошилов. Собрание полностью присоединилось ко всем решениям и постановлениям съезда. Кронштадтские коммунисты решительно осудили попытку зиновьевцев противопоставить ленинградскую организацию большинству съезда. Они заявили, что ленинградские коммунисты не уполномочили свою делегацию выступать на съезде с содокладом по политическому отчету Центрального Комитета.

На всех предприятиях и в учреждениях, на кораблях и в частях гарнизона коммунисты и комсомольцы единодушно одобрили решения XIV съезда ВКП(б).

Для меня, тогда еще кандидата в члены партии и комсорга роты, присутствие на этих собраниях было хорошей политической школой. Вскоре я подал заявление с просьбой о приеме в члены Коммунистической партии.

Служба на Балтике была нелегкой, так как помимо учебы приходилось заниматься восстановлением кораблей. Летом 1926 года я служил на линейном корабле «Октябрьская революция», который тогда после продолжительного перерыва вводился в строй и стоял то у стенки Балтийского завода, то на рейде Кронштадта, то в Лужской губе. Мы чистили корабль и помогали рабочим в ремонте, грузили уголь, боеприпасы, продовольствие, занимались боевой учебой, ходили на шлюпках, несли вахту. День был загружен до предела.

Часто вместе с земляком и товарищем по службе Федей Богомоловым, уже в полночь, усевшись на верхней палубе под одной из орудийных башен, мы вспоминали детство, работу на фабрике. Федя до службы жил в соседней деревне Ершово. Учились мы с ним в одной школе, состояли в одной комсомольской организации, занимались в одном спортивном обществе. После школы Федя пошел работать на нашу фабрику «Красные ткачи» учеником столяра. Службу он переносил немного труднее, чем я, — меньше был тренирован.

«Выдержим ли?» — нередко задавали мы друг другу вопрос. И тут же отвечали: «Выдержим».

Мы почувствовали себя настоящими моряками, когда наш линкор вместе с другими кораблями ушел в большой поход по Балтийскому морю. Путь проходил вдоль берегов Эстонии, Латвии, Германии, Польши, Швеции, Финляндии. Настроение краснофлотцев и командиров было боевое, праздничное. На флагманском корабле — линкоре «Марат» находился председатель Реввоенсовета, нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов. После этого похода главные трудности флотской учебы остались позади.

Окончив Артиллерийскую школу и получив звание старшины, весной 1927 года я был направлен на Черноморский флот, в отдельный дивизион подводных лодок, который располагался в Севастополе.

Это было трудное для страны время. Великобритания порвала с нами дипломатические отношения, Китай организовывал провокации на наших границах, в Польше был убит полпред СССР П. Л. Войков.

Как раз в это время в Севастополь приехал Климент Ефремович Ворошилов. Приезд наркома обороны в момент такой обостренной международной обстановки мы расценили как проявление большого внимания к военным морякам со стороны Центрального Комитета партии и Советского правительства. Климент Ефремович посетил ряд соединений и кораблей флота, побывал на Севастопольском Морском заводе, а затем выступил на общегородском митинге. Народный комиссар призвал нас, краснофлотцев и красноармейцев, быть готовыми к отражению нападения врага. Обращаясь к рабочим города, он сказал:

— Вам, пролетариям красного Севастополя, надо почаще задумываться над вопросами обороны. Без вашего участия и помощи мы не подготовимся к тяжелым испытаниям так, как нужно…

Призыв председателя Реввоенсовета был встречен нами долго не смолкаемым громовым краснофлотским «ура!».

На флоте и в городе велась интенсивная работа по укреплению южного форпоста нашей страны и повышению боевой мощи Черноморского флота. Реконструировался Севастопольский Морской завод, сооружались новые укрепления.

Боевые корабли, включая и подводные лодки, подолгу находились в море, экипажи совершенствовали свою боевую выучку. Нас часто направляли на охрану военных объектов, для несения патрульной службы по городу. Боевые тревоги следовали одна за другой.

На всю жизнь мне запомнился один случай во время учений флота. Мне и еще двум краснофлотцам-химикам поручили прикрыть дымовой завесой атаку торпедными катерами «неприятельской» эскадры. Мы находились на сторожевом катере. Проверив работу аппаратуры, состоявшей из баллонов с аммиаком и соляной кислотой, мы ждали сигнала.

Наконец сигнал принят, и катер из укрытия устремился в море. Мы быстро надели противогазы и резиновые перчатки. С мостика командира послышалась команда: «Установить завесу!» Химики стали отвертывать вентили баллонов. Один баллон с кислотой никак не открывался, и завесы не получалось.

— Завесу! Завесу! — кричали с мостика.

«Срывается учение, — мелькнуло в голове. — Что делать?» Раздумывать было некогда. Срываю противогаз, сбрасываю перчатки и изо всей силы рывками повертываю вентиль. Сперва он немного поддался, а в следующий момент его вырвало напрочь. Жгучая боль в лице отбросила меня на леера.