Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Временное буржуазное правительство оказалось слабым: с одной стороны, оно находилось под сильным давлением старой армейской верхушки, планируя вместе с ней продолжать войну, а с другой стороны, оно вынуждено было делить власть с Петроградским Советом, хоть это и не соответствовало букве закона. Такое неустойчивое состояние не могло длиться долго: слишком сильным было противоречие между противоположными интересами трудящихся классов и получившей политическую власть буржуазии. Революция должна была либо окрепнуть, либо погибнуть. Но укрепление революции, очевидно, было возможно только при условии, что она будет последовательно продолжена и углублена, то есть будут выполнены важнейшие демократические требования рабочего класса и крестьянства, то есть абсолютного большинства народа.

Это требовало совершения дальнейших шагов, в частности, лишения власти старой контрреволюционной армейской верхушки, неотложной широкомасштабной земельной реформы для удовлетворения жизненных интересов крестьян, роста влияния рабочих комитетов и профсоюзов на предприятиях для улучшения положение рабочих. Это ещё не были непосредственно социалистические цели, однако они в том или ином плане выходили за рамки буржуазного содержания революции, что было неизбежно в условиях тогдашней России.

Временное правительство не имело ни способности, ни желания реализовать основные задачи революции; в его деятельности и в его дальнейшем развитии это проявлялось всё нагляднее. Даже непосредственное участие меньшевиков в правительстве ничего не изменило. В своём якобы марксистском догматизме они настаивали на том тезисе, что речь идёт о буржуазной революции и что задача рабочего класса состоит в оказании давления на правительство, чтобы то решало задачи «демократии». Однако следствием этой политики стало то, что меньшевики всё больше теряли своё влияние в рабочем классе, в то время как влияние большевиков росло.

Но если революция не углубится и не укрепится в этом направлении, то, как считал Ленин, из-за слабости и непоследовательности она неизбежно станет жертвой уже сформировавшейся контрреволюции под руководством царских генералов. В результате могла бы установиться жестокая военная диктатура, и, весьма вероятно, даже реставрация царского самодержавия. Социальный прогресс был бы надолго заблокирован.

По утверждениям буржуазных историков, октябрьский переворот, то есть продолжение социалистической революции, воспрепятствовал блестящему развитию буржуазно-парламентской демократии в России, однако подобные утверждения они не находят подтверждения в исторических фактах. Это очень ясно видно в изложении Хильдермейера. Наряду с тем как он, как и положено серьёзному историку, тщательно излагает факты, его оценка и историческая периодизация отмечены предрассудком, будто бы целью революции может выступать лишь буржуазно-парламентская демократия. Мысль, что развитие и логика революционного процесса в данных обстоятельствах должны были привести к переходу к социалистической революции, попросту выходит за границы буржуазного горизонта.

Однако крайне поучительно, что ввиду этого противоречия логика Хильдермейера по меньшей мере хромает. Это проявляется в том, что он ясно сознаёт, что́ временному буржуазному правительству следовало сделать для упрочения своей власти, и то, что оно не решило связанные с этим задачи и потому постепенно лишилось поддержки у населения. Его высказывания по этому вопросу заслуживают краткого комментария.

«Неоспоримо, что помыслы всех февральских революционеров были безупречно демократическими и либеральными. Они допустили лишь единственную, и, как оказалось, фатальную, ошибку: затянули с важнейшими решениями, прежде всего с земельной реформой — и тянули до предела, покуда не иссякло терпение» [57] Manfred Hildermeier. Russische Revolution. Цит. соч., с. 17. .

Так Хильдермейер прежде всего характеризует деятелей революции, под которыми он, очевидно, понимает исключительно представителей кадетов и октябристов, создавших комитет «для водворения порядка» в качестве предварительной ступени для установления Временного правительства. Забастовки и массовые демонстрации рабочих в Петрограде, Москве и других крупных городах, а также поддержка рабочих солдатами и восстания крестьян против помещиков, то есть революционное движение масс, приведшее к свержению царского самодержавия, судя по приведённой цитате, не имеет с революцией ничего общего.

Под видом исторического исследования автор, очевидно, ограничился раздачей советов кучке буржуазных депутатов Думы, которые — ведомые безупречными демократическими и либеральными принципами, словно на плечах революционного движения масс — составили правительство. Насколько либеральным и демократическим было их отношение и мышление, видно из того, что программные цели их партий были направлены на конституционные реформы системы самодержавия, а не на её свержение. Это свержение, под толчком революционного движения на улицах и в деревне, упало на них с неба, для чего они и пальцем не пошевелили. Но ведь эта победа не была завоёвана в совещательной комнате парламентской фракции!

Вследствие этого они были вынуждены уже под напором совершившихся фактов и обстоятельств установить буржуазно-демократическое правительство — отчасти даже сопротивляясь этому — и отныне вести себя как «демократические революционеры». Фатальные ошибки, в которых их упрекает Хильдермейер, не были «ошибками» в обычном смысле слова, которые в политике, тем более в революционной ситуации, могут возникать с большей или меньшей неизбежностью. Нет, они несли в себе сознательное выражение стремления буржуазии ограничить революцию политическим полем и воспрепятствовать её революционным социальным последствиям. По причине неспособности и нежелания обеспечение революционного процесса во всех общественных сферах, и тем самым выполнение прежде всего буржуазно-демократической фазы, проводилось этим правительством лишь с большими колебаниями. Хильдермейер видит это так: «Эти достойные уважения, но политически неразумные колебания имели тем худшие последствия, что Временное правительство обломало себе зубы при решении насущных ежедневных проблем» [58] Там же, с. 19. .

То, что «колебания» (или точнее: бездействие) в революции достойны уважения — это, однако, весьма странное историческое открытие. Во всяком случае, такое отсутствие активности имело последствия: «Политически правительство — а это теперь всецело означало февральский режим — не снискало признания среди большинства населения. Доверие испарилось, приближался час радикальных противников правительства» [59] Там же, с. 20. .