Альфред Козинг - Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции

Таким образом, после реформ 1861 года Россия испытывала бурный промышленный рост. Как констатировал известный историк России Манфред Хильдермейер, основываясь на новых исследованиях, среднегодовой рост российской экономики между 1880 и 1904 гг. составлял 3,25 %, превышая рост европейских стран, у которых было примерно 2,7 % [48] См. Manfred Hildermeier. Die Sowjetunion 1917–1991, München 2001, с. 1. . Если взять весь период с 1861 по 1914 гг., то «экономика Российской Империи росла быстрее, чем британская, германская, норвежская и итальянская, однако заметно медленнее, чем американская, японская и датская» [49] Там же, с. 3. .

Характерная черта такого ускоренного индустриального развития состояла в том, что предприятия развивались не постепенно, шаг за шагом превращаясь благодаря конкурентной борьбе из малых мануфактур в более крупные предприятия, и лишь с течением времени достигая высокой концентрации производства, как это происходило в европейских странах в период капитализма свободной конкуренции. Строительством огромных заводов Россия сразу же достигла очень высокой степени концентрации производства. Это привело к столь же быстрому возникновению промышленного пролетариата, получившего постоянный приток из крестьянского сельского населения и сосредоточившегося в крупных городах, поскольку промышленные предприятия, как правило, располагались в них. Согласно Хильдермейеру, количество наёмных работников за полвека до взрыва Первой мировой войны выросло примерно вчетверо.

Соответственно экономическую отсталость России следует оценивать более разносторонне, чем это обычно делается. Развитие современного капитализма происходило в полной мере и достигло заметного экономического роста. Однако отсталость по сравнению с более развитыми странами проявлялась в гораздо меньшем объёме производства на душу населения.

Если мы хотим описать экономическую структуру тогдашней Российской империи, то невозможно сделать это при помощи одного-единственного понятия, потому что здесь феодальные и полуфеодальные отношения в деревне сочетались с быстро развивающимся капитализмом — не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве, причём высокая степень централизации и концентрации производства в промышленности уже соответствовала уровню империалистической стадии капитализма.

Троцкий называл это особое и весьма противоречивое состояние «комбинированным развитием». Важной чертой развития, начатого реформами 1861 года, стало то, что сфера государства и политических отношений была исключена из него, поскольку царское самодержавие упрямо сопротивлялось всякому изменению и модернизации политической системы. Только под давлением крупных выступлений рабочих и крестьянских восстаний в революции 1905 года царь был вынужден пообещать конституцию и парламент (Думу). Однако после разгрома революции эти обещания были выполнены в таком духе, что изменилось немногое, тем более, что в последовавший затем период реакции большинство уступок было отобрано назад.

По причине сохранения традиционной сословной структуры общества, противостоявшей новым капиталистическим тенденциям развития, общественные противоречия весьма серьёзно обострились. В деревне практически неизменным осталось острое противоречие между крестьянством и помещиками, хотя уже и происходило капиталистическое развитие с соответствующей дифференциацией крестьян на социальные слои. На основе обширного статистического материала это было представлено Лениным в его раннем произведении «Развитие капитализма в России» [50] Ленин В. И. Развитие капитализма в России. ПСС, изд. 5, т. 3. .

Русская буржуазия, формировавшаяся в процессе промышленного скачка — зажатая в сословном обществе и государственной самодержавной системе, от которой она большей частью зависела — оставалась слабой и не обладала высоким уровнем самосознания. Однако быстро растущий и сосредоточенный в крупных городах пролетариат оказывался в этой общественной системе неким чужеродным телом. Ему не находилось места в сословной системе, он оставался бесправным, существовал в крайней нищете и не считался отдельным сословием. Какое бы то ни было законодательное регулирование условий труда отсутствовало, не говоря уже о защите труда и социальных гарантиях. Рабочий класс подвергался безудержной эксплуатации в той мере, которая в остальных европейских капиталистических странах была давно забыта. Поэтому русский рабочий класс — хотя численно он ещё составлял в обществе меньшинство — из-за своей большой концентрации в городах стал в них весьма крупной общественной силой, всё больше осознавшей свои интересы и выступавшей всё активней и боевитей.

Впервые это проявилось в забастовках и демонстрациях в ходе революции 1905 года. Хильдермейер описывает это состояние русского общества в предреволюционное время довольно метко: «Рабочий класс не вписывался в освящённый традициями порядок общества крестьянской культуры. Он оставался чужеродным телом [...], не принимавшимся ни самодержавием, ни дворянством, которое фактически представляло государство» [51] Manfred Hildermeier. Russische Revolution. Frankfurt/M., 2000, с. 5. . Далее он пишет: «Оставаясь в странной переходной стадии между частично преодолённым сословным строем и формальным, установленным под властью дворянства юридическим равенством, он не имел в ней надёжного места» [52] Там же. . Ограниченное формальное юридическое уравнение в правах нисколько не изменило его материального бесправия; лишь дарованное право создавать профсоюзы и ассоциации имело определённое значение. Тем не менее и эта свобода была свёрнута уже через два года после разгрома революции 1905 года — в период реакции, когда партии и профсоюзы находились под запретом и были вынуждены работать нелегально.

Совершенно очевидно, что в предреволюционное время русское общество обладало совершенно другой структурой и другими политическими условиями, чем общество в других европейских странах во время буржуазно-демократических революций. Русская буржуазия более или менее оставалась иждивенцем царского самодержавия, нуждавшегося в капиталистической экономике для своей частичной модернизации. Поэтому класс буржуазии был относительно слаб и не имел сил для энергичного и активного представления своих собственных интересов. С одной стороны, он был ещё слишком зависим от царского государства, а с другой стороны, у него за спиной уже имелся сильный, готовый к борьбе пролетариат, выражавший свои интересы в мощном забастовочном движении, так что буржуазии не хватало смелости для решительной борьбы против самодержавия.