Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Если изменения, происшедшие в военной и социально-экономической областях, оказались не столь глубокими, то в политической структуре и феодально-административной сфере они были еще менее существенными. Здесь Ода Нобунага не очень-то преуспел, сохранив почти в неизменном виде прежнюю политическую систему и прежний механизм управления страной, хотя в аппарате управления появилось много новых людей, в том числе и из непосредственного окружения Нобунага. Как администратор он оказался не таким одаренным, а скорее всего он просто не хотел ничего менять. Правда, кое-какие перемены произошли и в этой области.

Лишив сёгуна политической власти и фактически заняв его место, Ода Нобунага тем не менее не провозгласил себя сёгуном. Чем объяснить столь, казалось бы, странное поведение Нобунага, тем более что его знатное происхождение вполне позволяло ему претендовать на самый высокий в ту пору титул в табели о рангах?

Некоторые японские историки, анализируя отношения между сёгуном Асикага Ёсиаки и Ода Нобунага, полагают, что последний первоначально не собирался свергать сёгуна и вполне мог довольствоваться должностью вице-сёгуна, которую попеременно занимали представители трех влиятельных феодальных домов, и что он, собственно, использовал сёгуна лишь для того, чтобы отстранить от власти эту могущественную феодальную группировку, сосредоточившую в своих руках слишком большую власть. [168] Такой точки зрения придерживался, в частности, Ханами Сакуми, который считал, что если бы Нобунага восстановил институт канрё (вице-сёгунов, или премьер-министров), существовавший при сёгунате Асикага, и вдохнул в него жизнь, то у него могли установиться с сёгуном вполне нормальные отношения (см.: Ханами Сакуми. Ода Тоётоми ниси-но тоицу дзигё (Единая линия Ода и Тоётоми). Токио, 1934, с. 15–16.

Но не таков был нрав у Нобунага, чтобы останавливаться на полпути. Он действительно вошел в доверие к сёгуну и использовал его расположение к себе, но не для того, конечно, чтобы стать вице-сёгуном и признать над собой чью-то власть. Действуя именем сёгуна, он меньше всего навлекал на себя подозрения других феодалов, которые, как и он, тоже мечтали войти с войсками в столицу и лишь ждали удобного случая. В этом отношении Нобунага оказался и хитрее и проворнее их. Все было обставлено так, что его войска вошли в столицу по просьбе сёгуна, и поэтому никто не мог воспрепятствовать этому. Некоторое время Нобунага, усыпляя бдительность своих врагов, демонстративно показывал свою лояльность и даже преданность традиционным институтам власти — сёгуну и императорскому трону. Но это продолжалось недолго. Как только представился случай, как только он почувствовал, что у него достаточно сил, чтобы самому полностью контролировать ситуацию, он тут же воспользовался этим и отстранил сёгуна и все его окружение от власти.

Что же касается вопроса о том, почему Нобунага не провозгласил себя сёгуном ни тогда, когда вошел с войсками в столицу, ни позже, когда окончательно утвердился у власти, то объяснения этому могут быть разные. Дело тут не просто в его высокомерном пренебрежении к чинам, должностям и званиям. Для него это были, очевидно, лишь атрибуты старых порядков, против которых он решительно выступал. Даже титул сёгуна за время правления династии Асикага, дискредитировавшей себя поразительным неумением управлять страной, потерял свой прежний престиж, и в таких условиях гальванизация этого звания, в представлении Ода Нобунага, могла означать воскрешение старого режима. Поэтому, вероятно, Нобунага, который смотрел вперед, а не назад, отказался или по крайней мере не претендовал на этот высокий титул.

Характер политической власти в стране фактически не изменился. Вакита Осаму, автор книги «Структура политической власти Ода Нобунага», посвященной этой малоразработанной проблеме, отмечает, что в период правления Нобунага политическая система средневекового японского государства не претерпела сколько-нибудь существенных изменений и в силу этого не являлась той основой, опираясь на которую общество могло осуществить переход от средневековья к новому времени [169] Вакита Осаму. Ода сэйкэн-но кисо кодзо (Структура политической власти Ода Нобунага). Токио, 1975, с. 306–307. . В дальнейшем, развивая эту тему, японский историк подчеркнул, что Нобунага проявлял большую осмотрительность и величайшую осторожность, когда дело касалось прав и интересов придворной аристократии, буддийских и синтоистских храмов — словом, тех сил, которые служили надежной опорой императора. Он не только не посягал на традиционные институты власти средневековой Японии, но и широко использовал их и активно опирался на них [170] Вакита Осаму. Нобунага-но рёкоку кэйэй (Управление Нобунага покоренными провинциями). — Ода Нобунага-но субэтэ, с. 94–95. .

В самом деле, политическая сфера — возможно, в большей степени, чем любая другая область, — особенно отчетливо вскрыла противоречивость сложной натуры Нобунага и его непоследовательность.

С одной стороны, для него не существовало никаких авторитетов ни в какой области человеческой деятельности. Более того, он испытывал даже какую-то особую, сильно выраженную и открыто проявлявшуюся страсть к переменам, к ломке всего старого, не считаясь ни с высокими авторитетами знаменитых аристократических родов и фамилий, ни со светской и духовной властью, ни даже с древними традициями и обычаями народа, если они не соответствовали его взглядам на жизнь, его ценностным представлениям. Того же он требовал и от своих вассалов, которые, как и он, железной рукой должны были проводить в жизнь все его начинания, не считаясь ни с чем.

С другой стороны, Нобунага фактически сохранил старую политическую систему, являя тем самым непоследовательность в своих взглядах и делах.

Хотелось бы обратить внимание еще на одну область деятельности Ода Нобунага. С его именем связан новый этап в истории строительства феодальных замков и развитии дворцово-замковой архитектуры. Воздвигнутый им в Адзути замок представлял собой не только грандиозное сооружение из камня, каких не знала до того Япония, но и новый архитектурный стиль и вообще новую культуру, получившую название «культура Адзути — Момояма».

Замок располагался на холме высотой 110 м над уровнем моря, вблизи живописного озера Бива, и отстоял от столицы на расстоянии 14 ри (около 55 км), которое можно было покрыть за один день. Он был выгодно расположен в стратегическом отношении: через этот пункт пролегала дорога в столицу из областей Хокурику и Токайдо, что имело немаловажное значение, учитывая возможное нашествие на столицу войск тех феодалов, которые не отказались от своих претензий на верховную власть.