Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Что же касается португальских торговцев, то за ними сохранилось право приезжать, как и прежде, в японские порты и вести обычную торговлю. Однако им предписывалось заключать торговые сделки самим, а не через посредников, в роли которых нередко выступали христианские миссионеры, наживавшиеся на этих операциях. Если португальские купцы будут уличены в том, что нелегально ввозят в Японию иностранных священнослужителей, они будут подвергнуты наказанию в виде конфискации их судов и товаров [354].

Чем была вызвана столь неожиданная вспышка гнева у Хидэёси по отношению к христианским миссионерам? Что явилось той каплей, которая переполнила чашу терпения и побудила его принять такие строгие меры против христиан?

Надо сказать, что и раньше, до похода на Кюсю, он слышал жалобы на иезуитов, которые чинили насилия, бесчинствовали, держали в страхе местное население, оказывали сильное влияние на некоторых крупных феодалов, которые, в сущности, во всем были им послушны. И тем не менее Хидэёси продолжал поддерживать миссионеров.

Он, вероятно, не мог представить себе, что их действия приняли столь угрожающие размеры и осуществляются в таких грубых, насильственных формах. Только на Кюсю он, очевидно, понял, сколь опасными могут стать для страны миссионеры, если не принять против них немедленных и решительных мер. Особую озабоченность вызвали у него факты, связанные с работорговлей, которая принимала все более широкие размеры, а также те действия португальцев, в которых он усмотрел неприкрытое вмешательство во внутренние дела Японии, а следовательно, и реальную возможность того, что в один прекрасный день страна может оказаться в полной зависимости от иностранной державы.

Португальские миссионеры хотя и признали, что продают японцев в рабство, но пытались доказать, что это единичные случаи. Между тем работорговля на Кюсю приняла широкие размеры. Один из тех, кто сопровождал Хидэёси во время его военного похода на Кюсю, Омура Юки, сообщал, в частности, о том, что «японцев сотнями, включая женщин и детей, покупают и доставляют на черные корабли, заковывают в цепи, загоняют в трюмы, подвергая жесточайшим наказаниям» [355].

Мэрдок приводит выдержки из одного документа, обнаруженного в архиве Академии истории в Мадриде; в нем говорится о том, как португальцы осуществляли позорную работорговлю в различных районах мира, в том числе и в Японии. [356]

Работорговля, которую не знала до этого Япония, не могла не настроить ее правителей против тех, кто пытался навязать стране это позорное явление. Выдающаяся заслуга Тоётоми Хидэёси состояла в том, что он был первым среди японских политических и государственных деятелей, кто ликвидировал работорговлю — одно из самых омерзительных и позорных проявлений колониальной политики.

В действиях португальских миссионеров на Кюсю, открыто вмешивавшихся во внутренние дела Японии, поддерживавших одних феодалов и выступавших против других в ходе междоусобной борьбы, [357]Хидэёси увидел опасность закабаления Японии иностранной державой. В этой мысли он окончательно утвердился тогда, когда ему донесли, что один подвыпивший матрос с португальского судна кичливо заявил: «Наши короли начинают с того, что посылают в страны, которые они хотят завоевать, священников, соблазняющих народ к принятию нашей религии; и когда те уже достигают значительного успеха, они призывают войска, которые вступают в союз с новыми христианами; и тогда нашим королям уже нетрудно довершить остальное» [358]. Как писал Б. Чемберлен, когда эти хвастливые речи португальского матроса дошли до Хидэёси, «ярость его была безгранична, и он тут же издал эдикт, строжайшим образом запрещавший христианство и его проповеди в Японии и предписывавший высылку всех миссионеров из страны» [359].

Конечно, описанный случай мог послужить той каплей, которая переполнила чашу терпения, но никак не причиной. Внутренне Хидэёси был готов к принятию такого решения. А это известие могло лишь окончательно утвердить его во мнении, что главная задача португальских миссионеров состояла именно в том, чтобы проложить дорогу порабощению его родины, которая в любой момент могла лишиться своей независимости, как это неоднократно случалось с другими странами.

Достаточно вспомнить военные захваты португальцами восточного побережья Африки, многих районов Индии и Юго-Восточной Азии или походы испанских конкистадоров Ф. Писарро и Э. Кортеса, приведшие к покорению Мексики и других латиноамериканских стран. А ведь Мексика или Индия были ничуть не слабее Японии. В колониальной политике Португалии, как справедливо замечает советский исследователь А. М. Хазанов, большое место отводилось всевозможным лицемерным приемам с целью усыпить бдительность народов и их правителей разговорами о своей особой, «цивилизаторской» и «христианской» миссии [360]. Автор приводит слова португальского хрониста XVI века, который писал: «Король предусмотрительно отправлял своих посредников с посланиями к вождям и старался зарекомендовать себя их близким и надежным союзником во всех делах и войнах» [361].

Ту же тактику применяли португальцы и в Японии. Но то, что Япония сохранила свою независимость и не оказалась под иностранным владычеством, несомненно, связано и с той политикой, которую проводил Тоётоми Хидэёси, вовремя разгадав коварные замыслы португальских экспансионистов и своевременно приняв решительные меры по защите японского государства.

Историки буржуазно-клерикального направления пытаются объяснить такое резкое изменение позиции Хидэёси в отношении христианства и миссионеров всякого рода измышлениями, мало объясняющими суть дела. Выдвигаются малоубедительные версии, которые всю сложность проблемы сводят к личным качествам Хидэёси, его взбалмошным причудам и сумасбродному характеру. Некоторые авторы считают, например, что причиной столь неожиданного решения, принятого Хидэёси в отношении португальских миссионеров, явилось будто бы то, что капитан одного португальского корабля отказался плыть из Хирадо в Хаката. Согласно другой версии, Хидэёси, изображавший себя чуть ли не богом, понимал, что никто, кроме христиан, не станет противиться этому и отрицать его как божественное лицо, поэтому он решил всех их истребить. Выдвигалась даже версия, согласно которой причину искали в сексуальной распущенности Хидэёси, утверждая, что он и в Осака содержал триста наложниц, и на Кюсю вел распутную жизнь. По этой версии, некий Тогуун, который якобы был лечащим врачом Хидэёси, тем только и занимался на Кюсю, что развлекал своего шефа, поставляя ему все новых женщин. Однажды с этой целью он направился в город Арима, славившийся хорошенькими девушками, но там его встретили холодно, и он, вернувшись в Хаката в дурном настроении, поклялся отомстить священнослужителям-католикам, которые всем верховодили в этом городе и очень грубо с ним обошлись. Тогуун вернулся ни с чем в Хаката и застал Хидэёси в состоянии сильного опьянения, после того как тот три часа провел на борту португальского корабля, где Коэлхо щедро его угощал. Воспользовавшись его состоянием, Тогуун стал рассказывать Хидэёси о своей неудачной поездке в Арима, обвиняя во всем Такаяма Укон [362]и иезуитов [363]. Этот сводник якобы сумел настроить Хидэёси против миссионеров, и тот под пьяную руку издал приказ о высылке всех католиков из страны.