Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

В японских источниках, в сущности, нет конкретных сведений о числе горожан в XVI веке, не говоря уже о более раннем периоде. Поэтому исследователь сталкивается с весьма противоречивыми данными даже в тех случаях, когда речь идет о численности столичных жителей. Японский исследователь Такэкоси Ёсабуро отмечает, например, что, по одним данным, в столице Киото уже во второй половине XV века должно было проживать свыше 1 млн. человек, по другим — 90 тыс. [458].

Исследователи применяют обычно несколько методов при подсчете численности населения в феодальных городах. Нередко она определяется на основании сведений о числе домов или дворов, уничтоженных в результате сильных пожаров или других стихийных бедствий (что, как правило, находило отражение в летописях и хрониках), о размере войска, выставленного тем или иным городом, а также исходя из материалов археологических раскопок. Конечно, наиболее достоверными оказываются данные, полученные при помощи всех этих трех методов. Но неправильно было бы противопоставлять один метод другому. Выбор способа подсчета городского населения зависит не столько от исследователя, сколько от тех источников, которые оказываются в его руках. Для Японии важнейшими из них служат хроники и храмовые документы. Они не содержат, правда, прямых указаний о численности населения в том или ином городе, но все же дают некоторые сведения, позволяющие при известных допусках сделать приблизительные выкладки.

В документах можно найти данные о числе домов в определенной местности или поселении. Например, в одном из документов храма Дайдзёин отмечается, что в городе Ёдо (провинция Ямасиро) к годам Энтоку (1489–1491) насчитывалось 1 тыс. домов. Еще чаще встречаются данные о домах, пострадавших от стихийных бедствий и сильных пожаров. Так, имеется упоминание о том, что в 1180 году в городе Оцу (провинция Оми) в результате пожара сгорело 2853 дома, в городе Омити в 1319 году — свыше 1 тыс., в городе Касивадзаки в 1488 году — 3 тыс. домов и т. д. [459].

Харада Томихико, специально исследовавший эту проблему, собрал большой документальный материал, в котором содержатся такого рода сведения, и на основании его попытался определить численность населения в некоторых городах Японии как в XVI веке, так и в более ранний период. При этом он исходил из числа уничтоженных при пожаре или стихийных бедствиях домов, принял за средний показатель пять жителей на один дом. Эта цифра тоже взята из одного документа, датированного 1499 годом, в котором говорилось буквально следующее: «В Оминато в результате наводнения свыше тысячи домов было уничтожено и пять тысяч человек погибли» [460].

Харада считает, что такое соотношение (пять человек на одну семью) оставалось неизменным в течение длительного периода, включая новое и даже новейшее время. Этой точки зрения придерживаются н некоторые другие японские историки.

Однако при применении этого метода необходимо не только учитывать число уничтоженных домов, но и принимать во внимание известный процент строений, которые могли не пострадать от пожара или стихийного бедствия. [461]

Таким образом, данные, приводимые Харэда, кажутся нам несколько заниженными. Впрочем, он и сам считает их минимальными. Вместе с тем необходимо помнить, что при определении численности населения в японском феодальном городе часто оказывается невозможным отделить город от прилегающей к нему округи. Поэтому в состав горожан включаются иногда не только обитатели города в строгом смысле этого слова, но и жители близлежащей округи, охватывающей довольно значительное число деревень, тем более что средневековые японские города в отличие от европейских и русских не были, как правило, обнесены стеной, а это мешало четко отграничить городское население от негородского.

Тем не менее численность населения японских городов в XVI веке была относительно высокой. Не говоря уже о столице Киото, где проживало свыше 100 тыс. человек, в стране в то время существовали и другие крупные города. В 1532 году пожар охватил почти всю северную и треть южной части Сакаи, в результате которого сгорело 4 тыс. домов. Из этого можно сделать вывод, что численность горожан Сакаи составляла не менее 30–40 тыс. Ему, видимо, ненамного уступали такие города, как Тэннодзи, Хаката, Касугаяма, Аннодзу и некоторые другие. Не менее 10 городов насчитывали более чем по 10 тыс. жителей.

Следовательно, численность населения в японских городах в XVI веке была несколько выше, чем та, о которой говорит Харада. Но вряд ли можно согласиться с некоторыми европейцами, посетившими в то время Японию, например с испанцем доном Родриго де Виверо-и-Веласко, который утверждал, что в этой стране было много городов с населением в 200 тыс. [462]. По его данным, в конце XVI — начале XVII века население Киото составляло 300–400 тыс., Осака — 200 тыс., Эдо — 150 тыс., Сидзуока — 120 тыс., Сакаи — 80 тыс. и т. д. Эти числа явно завышенные.

В XVI веке в городах Японии проживало примерно 1,5–2 млн. человек, что составляло более 10 % общей численности населения страны. Это довольно высокий процент городского населения, если учесть, что в указанное число не входят самураи, которые в ту пору в массе своей оседали в городах.

Города росли главным образом за счет притока в них крестьян. «В течение всего средневековья, — отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, — непрерывно продолжается бегство крепостных в города. Эти крепостные, преследуемые в деревнях своими господами, приходили поодиночке в города, где они заставали организованную общину, по отношению к которой они были беспомощны и в рамках которой они вынуждены были подчиниться тому их положению, которое определялось потребностью в их труде и интересами их организованных городских конкурентов» [463]. Бегство из деревень как одна из специфических форм классовой борьбы японского крестьянства в XVI веке приняло большие размеры. Об этом свидетельствует серия указов, строжайше запрещавших крестьянам покидать свои деревни и селиться в городах. В одном из них, датированном 1533 годом, в частности, говорилось: «Горожанам запрещается переходить в крестьяне, а крестьянам — становиться горожанами» [464].

Феодалы боролись прежде всего против бегства «своих» крестьян, опасаясь, что оно может привести к упадку сельскохозяйственного производства и сокращению доходов, которые складывались в основном из многочисленных поборов с крестьянства. К тому же, какие бы выгоды ни приносил феодалу город, они не шли в сравнение с тем, что он получал от сельского хозяйства путем постоянного усиления податного гнета. Кроме того, уже в силу своей классовой принадлежности феодал не мог не цепляться за сохранение натурального хозяйства. В то же время это не мешало ему вводить льготы для жителей городов, расположенных на территории его владений, тем самым привлекая в них крестьян из чужих владений.