Л Викторова - Монголы

Кроме юрт населению Монголии (и, шире, Центральной Азии) издавна были известны и обычные строения — жилища и постройки общественного назначения (храмы, монастыри и т. п.). Их строили из различного материала. Например, в лесистых местах Северной Монголии это были, видимо, деревянные срубы, о чем говорят находки остатков бревен в киданьском городище в Хэнтэе. Упоминание о том, что кидани строили срубного типа жилища, есть в «Ляоши» [Gabelentz, 1877, гл. I].

В степных местностях это постройки каркасно-столбовой конструкции с различным заполнением, а также строения из сырцового кирпича с каменной кладкой фундамента, а иногда и стен. В городищах XIII—XIV вв. и более ранних эпох встречаются остатки зданий, где при постройке применялся обожженный серый кирпич, довольно плоский, но большого формата [Киселев, 1965]. Серый плоский широкий кирпич X. Пэрлээ нашел и в киданьских городищах Монголии (X—XI вв.) [Пэрлээ, 1959]. Наиболее примитивным и архаическим типом оседлых' жилищ были полуземлянки четырехугольной формы (рис. 14) 4. Этот древнейший тип оседлых жилищ не имеет аналогий в современной Восточной Монголии. Но в прошлом он, судя по некоторым косвенным данным, был распространен весьма широко.

Следует отметить, что и в современных городах Монголии, поселках городского и сельского типа, в храмовых комплексах недавнего прошлого четко прослеживается сочетание именно этих двух типов построек: зданий (байшын ) из камня, кирпича, сырцового кирпича, даже срубов (в северных лесистых районах) и юрт ( гэр ), разборных жилищ, занимающих значительную площадь населенных пунктов. Даже в столице страны Улан-Баторе традиционное жилище кочевников — юрта — соседствует с современными зданиями и составляет очень живописную часть городского пейзажа. Когда юрта становилась жилищем оседлого городского населения, она дополнялась рядом деталей: ставилась на некоторое подобие фундамента, имела разборный деревянный пол (шал), пристройку в виде сеней к дверной коробке, утепляющей жилище на зиму, и т. п. [Майдар, 1972; Ширендыб, 1968, с. 28; Щепетильников, 1960].

О том, что такова была и древняя традиция городской застройки у предков монгольского населения Центральной Азии, можно судить по памятнику XIX в. Их-Бурхан, где отчетливо видна не только четырехугольная в плане кладка стен некогда бывших здесь храмовых комплексов, но и круглые каменные фундаменты юрт с входом, ориентированным на юг, выложенным оградкой из камней.

В монастыре Эрдэни-Цзу (XVI в.), внутри ограды, на свободном от построек пространстве перед храмами, хорошо сохранился круглый фундамент, на котором, по преданию, стояла юрта основателя монастыря Сайн Абатай-хана [Викторова, 1969, № 840]. И на остальных городищах монгольского, кидань-ского, сяньбийского круга памятников (Хара-Хоринь, Бар-Хот, Авраг-Ус, Улугчин-Хэрэм, Зун-И, Барун-Хэрэм, Барун-Байда-лиг и др.) можно обнаружить всхолмления, оставленные обрушившимися зданиями, однако значительная часть территории городищ не имеет признаков постоянных зданий. Это говорит о том, что часть территории бывшего когда-то города была занята юртами, видимо так же располагавшимися по кварталам, как и в более поздних и даже современных городах.

Тот же тип города был и в монгольских владениях на Волге (в Золотой Орде). Перед богатым оседлым домом, расположенным в Новом Сарае, на мощеном дворе, были обнаружены юрты [Федоров-Давыдов, Вайнер, Мухамадиев, 1960, с. 71]. Такое сочетание оседлых жилищ ,с кочевыми в поселках и больших городах в течение тысячелетий — характерная черта Монголии [Майдар, 1972; Щепетильников, 1960].

Изложенные материалы позволяют сделать весьма важные выводы. Параметрами, определяющими этническое родство или отличие современных монгольских народов от народов древности и других кочевых племен Центральной Азии, являются следующие: форма юрты и ориентировка ее входа; устройство отдельных деталей; название жилища; планировка временного и постоянного поселений; приемы строительной техники; ориентировка стен (городских, внутриквартальных, отдельных построек) .

По этим параметрам, выражающим этническую специфику жилищного и городского строительства монголов, обнаруживается несомненное родство между современным населением Восточной Монголии, монголами XIII в., киданями и предками этих народов, освоивших кочевое скотоводство к I тысячелетию до н. э. Таким образом, мы имеем возможность выявить наличие протомонгольского этнокультурного пласта на территории Восточной Монголии и в прилегающих районах, основываясь на данных исторической этнографии.

По этим же параметрам выявляется по меньшей мере столь же древнее параллельное развитие древнетюркского этнокультурного комплекса. Каждый из них имеет отдельные черты сходства между собой и с соседними народами, но в целом каждый из них оригинален и неповторим.

Глава 5

НЕКОТОРЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ И ИХ РОЛЬ В ПРОЦЕССАХ ЭТНИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ

В духовной культуре монголов в результате широкого влияния северной ветви буддизма (ламаизма) сохранились лишь отдельные элементы, которые позволяют судить о генетических связях монголов с их этническими предшественниками.

Важнейшим компонентом духовной культуры монгольских народов являются разнообразные по жанрам произведения устного народного творчества. К ним относятся крупные эпические произведения, такие, как героический эпос о Гэсэре, Джангаре или циклы баллад о подвигах Бум-Эрдэни, хане Харангуе, Аучжам-Мэргэне и др. К произведениям малых форм относятся сказки, пословицы и поговорки, песни, плачи, восхваления различного типа, сложенные по какому-нибудь конкретному случаю (так называемые магтал или ерол), устные речи послов, загадки и т. п. '[Владимирцов, 1923; Дамдинсурэн, 1957; Козин, 1936; 1941, с. 29—75; 1948; Санжеев, 1937; Тодаева, 1973, с. 179—302, и др.]. В исторические хроники монголов включено множество стихотворных произведений, а также загадок, пословиц, поговорок, свадебных песен, притч, легенд и преданий, сложившихся задолго до появления письменности и письменной литературной традиций. В основе многих произведений героического эпоса лежат реальные исторические события. Так, монгольским исследователем Ц. Дамдинсурэном было установлено, что сюжетная канва эпоса о Гэсэре восходит к исторической ситуации XI в., возникшей в пограничных районах Северо-Восточного Тибета [Дамдинсурэн, 1957, с. 213—228].

Эпические произведения обычно имеют в основе реальный факт, приуроченный к определенной эпохе, ситуации и географическому региону. Поэтому эпос монгольских народов позволяет судить об общих тенденциях этнического развития, о круге дружественных или враждебных монголам народов. В фольклорных произведениях всегда в несколько идеализированной форме отражались особенности окружающего ландшафта, хозяйственной деятельности, обрядов и обычаев, условий, в которых герой совершал подвиги. Вместе с устным народным творчеством от одного поколения к другому переходила система определенного образного мышления, связанного с художественным восприятием окружающей действительности.