Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Ярче всего вышесказанное иллюстрирует незаинтересованность Натана в финансировании британской промышленности. А ведь, казалось бы, именно ему из всех Ротшильдов следовало решительнее участвовать в развитии новых отраслей промышленности в начале XIX в.; в конце концов, именно он почти десять лет торговал тканями и даже какое-то время производил их. Однако после того, как Натан переехал в Лондон и стал банкиром, он не имел никакого отношения к финансированию промышленности, если не считать неудачного опыта с шахтой в Северном Уэльсе в 1825 г. Он держался в стороне от великой железнодорожной «мании», последовавшей за открытием в 1830 г. полноценного пассажирского и грузового железнодорожного сообщения между Ливерпулем и Манчестером. В 1843 г., когда Джеймс посетил север Англии, движение по этой ветке произвело на него глубокое впечатление: «То, что здесь творится с железными дорогами, поражает воображение; если бы я приехал сюда раньше, эту железную дорогу наверняка построили бы мы. Она должна приносить громадные суммы. Никогда еще я не видел, чтобы столько людей [ездили] из Ливерпуля в Манчестер и обратно».

Однако в продолжение первой стадии строительства британских железных дорог его брат ничего не предпринимал. Годом позже Ханна, жена Натана, написала своему старшему сыну письмо в таком же духе, как будто его нужно было убеждать в преимуществах нового средства сообщения: «Путешествие по железной дороге настолько благоприятно и выгодно в целом для всех классов общества, что нам следует… быть благодарными за такое научное изобретение… мы получили сведения одними из первых [;] наши самые далеко живущие друзья могут постоянно и часто путешествовать; благодаря такому удобству не так ощущается утрата привычного общества… оно дает большое утешение, увеличивая нашу радость жизни благодаря этому чудесному и быстрому средству сообщения».

Воодушевление Ханны оказалось почти пророческим… В 1846 г. в письме к старшей дочери Шарлотте она с такой же теплотой отзывается о железных дорогах: «Есть некоторая роскошь в том, чтобы ездить в карете, запряженной лошадьми… но из-за многочисленных остановок и других неудобств я решительно отдаю предпочтение железным дорогам… и, хотя многие, особенно утонченные люди, высказываются против них, лично я предпочитаю забавляться пейзажами и сменой обстановки, что получаешь… при таком способе путешествия».

Самое интересное в ее письмах — то, что Ханна испытывала потребность подробно перечислять преимущества железных дорог, особенно для представителей младшего поколения, которые, по ее мнению, должны были воспринимать железные дороги как данность, но относились к ним настороженно. Наверное, поэтому Ханне пришлось извиниться перед Лайонелом в конце письма: «По-моему, я испытываю твое терпение, и ты наверняка назовешь меня энтузиасткой железных дорог». Нам доподлинно известно, что отношение к железным дорогам Ната, брата Лайонела, было прямо противоположным: в 1848 г. он отказался встретить Лайонела в Кале, потому что «от поездки по железной дороге у меня так ужасно болит голова, что я никак не могу решиться на 30-часовую тряску».

Почему Ханна была единственной «энтузиасткой» железных дорог среди английских Ротшильдов, как кажется из ее писем? Дизраэли, который писал через 40 лет после смерти банкира, предполагал, что Натан (в образе «месье Невшателя») боялся неминуемого банкротства, из-за которого внезапно закончился первый железнодорожный бум. Но Натана едва ли можно заподозрить в нежелании идти на риск в таком деле. Гораздо правдоподобнее предположить, что он предпочитал сосредоточиться в тех сферах, в которых разбирался лучше всего, а именно в государственном и коммерческом финансировании. Стоит привести здесь его совет, данный сыну Томаса Фауэлла Бакстона: «Откликайся я на все прожекты, которые мне предлагают, я бы очень скоро разорился. Придерживайтесь чего-то одного, молодой человек, — сказал он Эдварду, — держитесь своей пивоварни, и вы, возможно, станете величайшим пивоваром в Лондоне. Если же вы будете и пивоваром, и банкиром, и купцом, и промышленником, — вы скоро окажетесь в „Газетт“».

Возможно, хотя и недоказуемо, что Натан все-таки обжегся в 1825 г., когда одна за другой разорялись горнодобывающие компании вроде той, которую он хотел купить. А может быть, он слишком поздно понял, что упустил блестящую возможность, оставшись в стороне от железных дорог, хотя это и маловероятно. Более того, наверное, нет необходимости как-то объяснять непричастность английских Ротшильдов к железным дорогам. Для лондонского Сити середины XIX в. подобное отношение не было чем-то исключительным. Проще говоря, крупные лондонские банки, за исключением единственного банка Глина, были ориентированы на коммерческое и внешнеторговое финансирование и потому не занимались железными дорогами. В то же время легкость, с какой железнодорожным компаниям удавалось распространять свои акции, в том числе по открытой подписке — иногда акции расходились еще до официальной регистрации акционерного общества, — делала посредничество банков более или менее избыточным. Из писем Лайонела как австрийского консула известно, что он уделял внимание развитию железнодорожной сети Великобритании. Кроме того, мимо него не прошло столь же революционное воздействие паровой тяги на морской транспорт. Но из тех же писем становится очевидно, что его основные интересы, как и интересы его братьев, относились к экспорту таких новинок уже после того, как они проходили обкатку и испытание в Великобритании. Там, где британской промышленности действительно требовалась помощь банков, она стремилась обращаться не к банкам в Сити, а к провинциальным акционерным банкам, которые росли в 1830-е — 1840-е гг. как грибы после дождя.

Во Франции, в отличие от Сити, так называемые парижские «высокие банки» не так настороженно относились к инвестициям в промышленность. Начиная с 1820-х гг. отмечены неоднократные попытки создания новых типов финансовых учреждений, достаточно крупных и амбициозных, чтобы заниматься крупными инвестициями в инфраструктуру, особенно в рытье каналов. Но различные проекты, вроде предложенного Лаффитом в 1825 г. «Коммандитного промышленного товарищества», шли ко дну из-за противодействия со стороны правительства. Банк Франции особенно подозрительно относился к попыткам создать акционерные банки — поэтому при создании новых учреждений чаще употребляли слово «касса». Такая же подозрительность была свойственна и Джеймсу. Через 12 лет, когда Лаффит обновил свой план 1825 г., предложив основать кассу с капиталом до 250 млн франков, который предлагалось получить путем продажи акций, Джеймс отнесся к идее так же скептически, как в 1850-е гг., когда братья Перейра бросили такой же смелый (но лучше спланированный по времени) вызов традиционным парижским банковским структурам. До 1835 г. ничто не указывает на то, что Джеймс больше, чем Натан, стремился расширять спектр своих финансовых операций.