Леонид Млечин - Формула власти. От Ельцина к Путину

В окружении президента были уверены, что этот процесс превратится в исторический суд над КПСС, станет вторым Нюрнбергом, позволит осудить все содеянное прежним режимом и покончить с трагическим прошлым. Но, как и в других бывших социалистических странах, выяснилось, что юридическая система не позволяет это сделать.

Когда рушились социалистические режимы, вся демократическая Восточная Европа желала устроить второй Нюрнбергский трибунал — только на сей раз над вождями реального социализма. На скамью подсудимых собирались усадить все партийно-государственное руководство. Не только для того, чтобы заставить их самих ответить за все грехи, но и для того, чтобы осудить сам режим. Причем тогда казалось, что провести такие процессы не составит большого труда, потому что преступления партийно-государственной верхушки, тайной полиции, самой системы очевидны.

И действительно, в первые месяцы после свержения социалистических режимов прокуратура рьяно принималась за дело. Казалось, что прокуратуре и суду просто не хватит сил и времени, чтобы рассмотреть столько дел. Но прошло время, и выяснилось, что ничего не получается.

Такого рода истории произошли в большинстве бывших социалистических стран. Судебные процессы над недавними партийными руководителями начались. Но почти все они окончились ничем. Практически никто из бывших партийных руководителей осужден не был. Но почему не состоялся расчет с коммунистическим прошлым?

В России развалилось дело о попытке военного переворота в августе 1991 года, хотя сначала оно казалось совершенно очевидным, и даже многие боялись, что суд приговорит гэкачепистов к смертной казни. И президент Ельцин на этот случай срочно создал комиссию по помилованиям.

Однако процесс не состоялся, участники заговора были амнистированы, а активнейший участник августовских событий генерал Валентин Варенников, не пожелавший быть прощенным, вообще добился оправдания…

Возникло множество препятствий. Закон обратной силы не имеет. Как осуждать деяния, которые совершались в полном согласии с существовавшими на тот момент законами и в сознании того, что исполняется вполне законное действо?

Лидеры социалистических государств действовали в рамках социалистической системы. И их можно было либо судить за какие-то мелкие прегрешения, как это, собственно, и получилось, либо требовалось сначала признать преступной саму систему и всех тех, кто с ней сотрудничал. Так после Второй мировой войны поступили державы-победительницы на военном трибунале в Нюрнберге. Но, кстати говоря, едва ли сама Германия смогла бы с такой же твердостью судить саму себя…

Словом, у бывших социалистических стран процесс самоосуждения и самоочищения не состоялся.

Почему важны были такие процессы?

Во-первых, они служат предостережением палачам на будущее. Они должны знать, что неминуемо придет время, когда за преступление придется ответить.

Во-вторых, люди должны видеть, что правосудие совершается. Суд над насильником нужен не только конкретной жертве, но и многим другим людям, которые могли стать жертвами.

Наказание чиновников прежнего режима просто свидетельствовало бы о намерении общества защитить некоторые основные правила человеческого существования.

Впрочем, уже в конце 1992 года стало ясно, что поздно об этом говорить. Оппозиция говорила о судебных процессах, которые начнутся в России, если на президентских выборах победит политический противник Ельцина. Оппозиция считала преступлением соглашение о роспуске Советского Союза, достигнутое в декабре 1991 года в Беловежской пуще, гайдаровские реформы и приватизацию по Анатолию Чубайсу, которая началась в октябре 1992-го раздачей ваучеров (приватизационных чеков) номинальной стоимостью десять тысяч рублей.

24 ноября 1992 года был создан Фронт национального спасения, в нем объединилась оппозиция. Президент запретил деятельность оргкомитета Фронта, но к видимым практическим последствиям это не привело.

Ельцин столкнулся с самым серьезным после августовского путча вызовом. И не только дома. Кровь лилась в бывших советских республиках, и от Ельцина ждали какой-то реакции.

Резкое обострение ситуации в Южной Осетии, где шли бои между осетинами и грузинскими войсками, и в Молдавии, где русское население Приднестровья не желало подчиняться кишиневским властям, поставило российских политиков в трудное положение. Им надо было и звание демократа сохранить, и «предателем интересов русских» не прослыть.

Едва президент Ельцин отправился с визитом в США, как спикер парламента Руслан Хасбулатов заявил, что Верховный Совет, возможно, рассмотрит просьбу Южной Осетии о вхождении в Российскую Федерацию. Вслед за ним вице-президент Александр Руцкой объявил Грузии и Молдавии ультиматум, обещав «поднять в воздух эскадрильи и бомбить ваши города».

Побывав в Приднестровье, Руцкой на съезде народных депутатов говорил, что русская армия обязана защищать русских, где бы они ни находились.

Россия оказалась чуть ли не в состоянии войны с двумя государствами из состава бывшего СССР. Можно ли было считать это удачной политикой?

Стало ясно, что нельзя не заниматься проблемами русских в ближнем зарубежье, рассматривать эту проблему как второстепенную или обращаться к ней только от случая к случаю.

Нельзя поручать отношения с государствами, возникшими на месте бывшего СССР, то пресс-секретарю, то спикеру парламента, то вице-президенту, особенно если их взгляды расходятся с мнением президента.

Спикер искал славы у национал-патриотов, ссоря Россию с другими странами. А вице-президент вел себя так, словно он все еще сидел за штурвалом боевого самолета. Александр Руцкой достаточно долго состоял в должности второго человека в стране, но так и не увидел, что его задача состоит не в том, чтобы уничтожать противников, а в том, чтобы противников превращать в партнеров, а партнеров — в друзей.

Начинающие политики еще не понимали, что нельзя от своего имени предъявлять ультиматум другой стране, потому что это воспринимается как официальная позиция государства и быстро ставит обе страны на грань войны.

В Москве трудно привыкали к тому, что бывшие республики бывшего СССР — абсолютно самостоятельные государства, с которыми нужно вести переговоры в соответствии с нормами международного права. Внешняя политика России начиналась теперь не с Берлинской стены, а с села Михайловского на российско-украинской границе.

И Ельцин не видел, что нельзя за океаном заниматься сокращением ядерных вооружений, разумно идя на серьезные компромиссы, и одновременно позволять, чтобы части российской армии фактически участвовали в боевых действиях против грузинских и молдавских войск — причем на территории Грузии и Молдавии…