Леонид Млечин - Формула власти. От Ельцина к Путину

— Народ одержал победу над путчистами. Настоящие герои были на баррикадах.

Золотая Звезда была бы слишком маленькой наградой для Бориса Николаевича. И ему не хотелось принимать ее из рук Горбачева.

Российский парламент, над зданием которого 22 июня впервые подняли трехцветный флаг, пригласил к себе Горбачева. Организовать встречу Руслан Хасбулатов поручил Сергею Филатову. Тот связался с Бакатиным, который поговорил с Горбачевым. Тот немедленно согласился.

Встретили Горбачева криками «В отставку!». Для многих российских депутатов он был политическим врагом. Теперь они не считали необходимым сдерживаться. На протяжении всего выступления он чувствовал враждебное отношение зала, который кричал и шумел.

Ельцин внимательно наблюдал за ним и воспользовался ситуацией. Он фактически заставил Горбачева одобрить все указы, подписанные в эти дни президентом России.

Горбачев говорил:

— Борис Николаевич утром прислал пакет решений, что вы принимали. Я их все перелистал, и вчера, когда меня спрашивали, законны или незаконны эти указы, я сказал: в такой ситуации, в какой оказалась страна, российское руководство, другого способа и метода действия я не вижу, и все, что делал Верховный Совет, президент и правительство, было продиктовано обстоятельствами и правомерно.

Ельцин поймал его на слове и сказал:

— Я прошу это оформить указом президента страны.

Пока Горбачев продолжал говорить, Ельцин решил судьбу коммунистической партии:

— Товарищи, для разрядки. Разрешите подписать указ о приостановлении деятельности российской компартии.

В зале раздались аплодисменты.

Ельцин на глазах депутатов вывел свою подпись и довольно произнес:

— Указ подписан.

Горбачев попытался возразить:

— Не вся компартия России участвовала в заговоре. Запрещать компартию — это, я вам прямо скажу, будет ошибкой для такого демократичного Верховного Совета и президента.

Ельцина это не смутило.

— Михаил Сергеевич, указ не о запрещении, а о приостановлении деятельности российской компартии до выяснения судебными органами ее причастности ко всем этим событиям. Тем более, что российская компартия до сих пор в министерстве юстиции России не зарегистрирована.

Ельцин подошел к трибуне, на которой стоял Горбачев, и, тыча в него пальцем, заставил его прочитать запись заседания кабинета министров СССР — она свидетельствовала о том, что правительство предало своего президента.

Горбачев в эту минуту выглядел растерянным. Взгляд у него был затравленный. Он пережил величайшее унижение в своей жизни. Горбачев не понимал, что он вернулся в другую страну. Но и депутаты обошлись с ним как с плохим учеником, вызванным к доске.

По мнению Андрея Грачева, последнего пресс-секретаря Горбачева, «руководивший этим политическим развенчанием Горбачева Ельцин торжествующе и мстительно брал реванш за унижение, которому четыре года назад был подвергнут сам на пленуме Московского горкома, снявшем его с должности партийного секретаря».

Грачев спросил потом Михаила Сергеевича, «почему он не ушел, а остался в зале, где его распинала толпа, и сносил оскорбления со стороны людей, не имевших в большинстве своем никакого отношения ни к победе над путчистами, ни к защите демократии.

Он ответил:

— Знаешь, рассуждая по-человечески, по-мужски, надо было хлопнуть дверью и послать их всех… Но когда я вгляделся в их лица, в глаза, где увидел только непримиримость и ненависть, я решил, что не могу оставить их наедине с самими собой».

После встречи в Верховном Совете РСФСР Горбачев прошел в кабинет Ельцина. Ельцин сказал ему:

— У нас уже есть горький опыт, август нас многому научил, поэтому, прошу вас, теперь любые кадровые изменения — только по согласованию со мной.

Ельцин пишет: «Горбачев внимательно посмотрел на меня. Это был взгляд зажатого в угол человека. Но другого выбора у меня не было. От жесткой последовательности моей позиции зависело все».

Победа над путчем поставила демократов в положение победившей стороны. Они вдруг оказались властью, но не были готовы принять на себя управление страной, не имея для этого ни механизма власти, ни программы. Они-то готовились к долгой борьбе в роли оппозиции, которая позволила бы им подготовиться к новой роли. Но произошло иначе.

Олег Попцов вспоминает: «Я помню, как обсуждалось, брать ли власть после августовского путча или создать среду мощной оппозиции, в которой со временем могли бы и вызреть управленческие структуры, и сложиться понимание, как надо управлять. Тогда и прозвучала эта знаменитая фраза: народ нам не простит. Дескать, все эти сомнения — глупости. Сейчас есть шанс, нельзя его упускать. Давайте строить демократическую власть…»

Они все-таки были очень наивны.

Помню, что говорила мне тогда Галина Старовойтова:

— Задача демократии сегодня — не допустить, чтобы идеи антикоммунизма совместились с идеей мести. Миллионы рядовых честных коммунистов, равно как и миллионы людей, которые сотрудничали с КГБ, не улетят на Марс, останутся жить среди нас. Надо найти форму сосуществования с ними. Сергей Ковалев во время российского съезда в момент очень острого противостояния сказал мне: «А ведь нам еще придется погибнуть, защищая коммунистов, когда толпа потребует повесить их на фонарях…»

Никакой мести за путч не было. Российская прокуратура, закончив следствие по делу ГКЧП, сообщила о результатах парламенту. Рассказывая депутатам, как происходил государственный переворот, следователь назвал значительное число генеральских имен. В «Матросскую тишину» попали двое — маршал Язов и генерал Варенников. Маршал Ахромеев покончил с собой.

Язов вышел по амнистии. Варенников добился оправдания.

А что произошло с остальными военачальниками, чью роль в августовских событиях изучало следствие?

Никто из них не был наказан!

Генерал Владислав Ачалов, заместитель министра обороны, а до этого командующий воздушно-десантными войсками, как утверждало следствие, готовил штурм Белого дома. Ачалов был народным депутатом РСФСР. Представление прокуратуры о привлечении Ачалова к уголовной ответственности парламент отверг. Вскоре Ачалов стал военным советником председателя Верховного Совета Руслана Хасбулатова.

Непосредственным исполнителем приказов ГКЧП в Москве стал генерал Николай Калинин, командующий Московским военным округом. Указом Янаева он был назначен комендантом Москвы. По просьбе КГБ подписал чистые бланки ордеров на арест. Он дважды выступал в программе «Время», и его мрачное лицо стало символом нового порядка. После провала путча сдал округ и был назначен начальником Академии бронетанковых войск.