Рафаэль Альтамира-и-Кревеа - История Испании. Том II

Преемники Филиппа II в корне изменили это положение. Они продолжали быть абсолютными королями, если судить по законодательству и по внешним атрибутам самодержавной власти. В действительности же они царствовали, но не правили; уступая в уме и воле обоим своим предшественникам, они меньше заботились о государственных делах, меньше ценили свои королевские обязанности. Забыв заветы Карла I, они всецело доверялись либо одному секретарю или фавориту, который правил и руководил страной, либо духовнику, который пользовался своей духовной властью для политических интриг. Филипп IV временами осознавал свой долг; иногда он проявлял интерес к правлению; бывали периоды, когда он принимал участие в заседаниях совета и непосредственно занимался изучением дел; выслушивал мнение людей, чуждых придворного честолюбия, как, например, монахини Марии де Агреда и епископа Гальсерана Альбанелы, бывшего своего наставника; но все это бывало не часто, и фавориты, сменяя друг друга и подавляя слабую волю короля, правили Испанией не без выгоды для себя, как это часто бывает в таких случаях.

Вырождение личной власти приняло другой характер при Карле II, который настолько был нерешителен, что подчинялся попеременно различным влияниям, как это было в вопросе о престолонаследии. При нем абсолютная монархия обратилась в фикцию, по крайней мере поскольку это касалось личности монарха. Но режим продолжал существовать и оказывать свое влияние на государство при посредстве тех, кто им действительно правил. Во времена фаворитизма вся внутренняя политическая жизнь Испании свелась к интригам, направленным на то, чтобы сбросить соперника, завоевать доверие короля, а после прихода к власти вознаградить своих сторонников при распределении постов и бенефиций. Таким образом правительство превратилось в олигархию, единственным занятием которой была забота о собственной выгоде.

Политическая централизация.Однако влияние абсолютизма не сказывалось в равной мере на всех сторонах политической жизни. Несмотря на рост личной власти короля или его представителей, сохранялась прежняя обособленность отдельных частей королевства, что объясняется своеобразными условиями формирования испанской монархии. Так, сохранялась автономия в бывших королевствах полуострова и в наследственных владениях Карла I. Что касается Нидерландов, то даже Филипп II, несмотря на свою жестокую и суровую политику, относился с уважением к основным законам страны. Тот же принцип тщательно соблюдался в Португалии, несмотря на захватнические устремления Испании. И хотя не раз выдвигался план приведения к единообразию всех политических и административных учреждений Наварры, Арагона и Валенсии, а также уничтожения специальных привилегий, которые ограничивали или могли ограничить власть короля и повлиять на, его внешнюю и внутреннюю политику, однако и в этих областях не было проведено существенных реформ, по крайней мере в их конституциях.

На основании изучения идей того времени и борьбы политических интересов в Европе следует признать, что, кроме абсолютистских устремлений королевской власти, существовали и другие причины для слияния в однородное целое всех частей монархии, особенно расположенных на территории полуострова. Как понимались тогда эти причины, можно судить по многочисленным посланиям графа-герцога Оливареса, направленным королю как во времена правления этого фаворита, так и после его падения, а также по другим документам эпохи.

Испания вынуждена была (по традиции арагоно-каталонской политики в Средиземном море вследствие завоевательных планов католических королей и осложнений, возникших по вопросу о наследстве Филиппа Красивого) вести постоянные войны, чтобы удержать за собой мировое господство и сохранить свои владения в Европе. По сравнению с таким централизованным и единым государством, как Франция (самый могущественный враг Испании), она представляла собой соединение разрозненных и неоднородных элементов, что затрудняло ее действия и, следовательно, ослабляло военную мощь. Во Фландрии, Голландии или Италии положение осложнялось еще и потому, что они находились вдали от своего политического центра, а также ввиду особенностей исторического развития этих стран и народов.

Таков неизбежный порок всех великих монархий, образованных путем объединения различных народов сверху. Этот порок не должен удивлять людей, знакомых с историей Испании, хотя процесс романизации этой страны мог послужить основанием для объединения ее частей. Оливарес, возможно, питал такие надежды, ибо он настойчиво убеждал короля в необходимости добиться единства народов, относившихся друг к другу, как к иностранцам: арагонцев, фламандцев, испанцев и португальцев. Особенно опасной была разобщенность, существовавшая между подданными двух королевств, объединенных после брака католических королей. Однородное ядро представляли лишь кастильцы, подданные королевы Изабеллы I. Остальные, хотя и признавали общего короля, были далеки от общих национальных стремлений. Наварра, Арагон, Каталония, Валенсия и Майорка не только сохранили свои особые органы управления (кортесы, депутации и т. д.) и собственных представителей королевской власти (вице-королей), но и поддерживали дух средневекового сепаратизма, получивший свое выражение в ряде привилегий и вольностей. Они имели право не пускать паевою территорию иностранные войска (в том числе кастильские); не принимать государственных чиновников из других стран полуострова; смещать тех, кто действовал в интересах других королевств или одного из них. Арагонцы не считали себя обязанными защищать границы Кастилии даже от внешнего врага и поэтому долго отказывались предоставить ей помощь против нападения французов со стороны Фуентеррабии. Правда, эти привилегии уже нарушались вводом кастильских войск во времена Фернандо Антекерского, реформой инквизиции и т. д., но недовольство, вызванное этими нарушениями, осталось и, как мы видели, резко проявилось в Арагоне во время волнений, вызванных Антонио Пересом, в Каталонии — во время войны с Францией и в некоторых других случаях. Свидетельства розни, существовавшей в начале XVI в. между арагонцами и кастильцами, можно найти в письмах секретарей Сиснероса; доказательством партикуляристских стремлений Каталонии служит наставление действовать исключительно в интересах своей страны, данное Гальсерану Альбанелю, когда тот в 1610 г. покидал Барселону, чтобы взять на себя воспитание принца Филиппа (будущего короля Филиппа IV); а показателем антикастильских настроений является завещание последнего графа де Ампуриаса (1522 г.), который потребовал, чтобы его внук воспитывался в Каталонии и «не был в подчинении у кастильцев». Нужно заметить, что большая часть каталонской знати, не разделявшая этих настроений, объединилась с кастильской знатью и заняла свое место при дворе общего повелителя; но среди буржуазии и низших классов враждебное отношение к Кастилии продолжало существовать и бурно проявилось в 1640 г.