Рафаэль Альтамира-и-Кревеа - История Испании. Том II

Выход, предложенный Оливаресом, состоял не только в том, чтобы уничтожить или изменить привилегии, мешавшие политическому единству, и ввести в королевствах, «из которых состоит Испания, порядки и законы Кастилии», но также и в том, чтобы переместить людей, занимавших высшие государственные должности, посылая каталонцев в Кастилию, а кастильцев — в Каталонию, и тем самым уничтожить подозрения в пристрастии и традиционную вражду, породнить отдельные семьи, познакомить друг с другом представителей знати и пробудить в них чувства национальной солидарности. Нечто подобное было проделано в Португалии, например, в войне за возвращение Пернамбуко (1630 г.) были объединены все войска и командующим был назначен не кастилец, а знатный португалец.

Уже Карл I намеревался отменить арагонские привилегии. В своих инструкциях принцу Филиппу от мая 1545 г. он предупреждает его (разделяя мнение своего деда Фердинанда), что «при этом (при управлении королевствами арагонской короны), вы должны быть все время настороже; управляя этими областями, вы скорее можете впасть в ошибку, чем управляя Кастилией, ибо у них есть свои привилегии и обычаи, а также потому, что у них много притязаний, они смелее ведут себя и имеют для этого больше оснований, а у вас меньше способов проверять и наказывать их».

Сам Карл не принял никаких конкретных мер, чтобы избежать этой опасности, и у него не раз бывали столкновения с арагонскими кортесами, которые часто просили его о том, чтобы он относился с уважением к привилегиям страны и не издавал бы противоречащих им указов; чтобы он не назначал вице-королями и епископами людей иностранного происхождения, и чтобы ввел в свой совет, согласно петиции кортесов от 1533 г., постоянных представителей Арагона (двух кабальеро и двух законоведов). Интересно отметить как показатель сложности политических представлений того времени, что тот же король сомневался в своем праве на управление Наваррой, имея в виду совершенный Фердинандом I несправедливый захват, который Паласиос Рубиос пытался юридически оправдать в своем любопытном трактате (1514 г.) о законности завоевания Наварры.

Филипп II, несмотря на восстание сарагосцев, обычно с уважением относился к старинным арагонским кортесам (так же, как и к наваррским) и к привилегиям этого королевства, хотя в Кастилии существовало сильное течение за их отмену. Едва в стране воцарился мир (1592 г.), в Тарасоне были созваны кортесы, которые постановили отменить решение 1441 г. о несменяемости верховного судьи (великого хустисьи), и с тех пор эта должность снова стала замещаться по воле короля, причем король получил право назначать помощников верховного судьи и половину членов Суда Семнадцати [79] Суд Семнадцати (позднее Двадцати) был создан в XIV в. арагонскими кортесами для надзора за деятельностью хустисьи; имел «право манифестации», то есть мог применять смертную казнь без предварительного судебного разбирательства. ( Прим. ред .) .

Единогласие, которое раньше требовалось для принятия решения, было заменено абсолютным большинством внутри каждого сословия, за исключением четырех случаев: решения о применении пытки; о наказании ссылкой на галеры не уголовных преступников; о конфискации имущества и о новых налогах. Был установлен срок рассмотрения жалоб на коронных должностных лиц с целью урегулировать созывы кортесов (30 дней, считая со дня подачи жалобы); было несколько ограничено право сословий вмешиваться в сферу исполнительной власти; местным судьям был облегчен доступ во владения сеньоров для ведения розыска и следствия по поручению прокурора; был заключен договор с Кастилией о выдаче преступников, и король добился временного соглашения с Арагоном, разрешавшего назначение на пост вице-короля лиц иностранного происхождения. В остальном прежние привилегии остались без изменения и продолжали действовать. До 1589 г. сохранялась даже привилегия Суда Двадцати — «право манифестации».

Филипп II поощрял эту средневековую привилегию; однако ввиду протестов народа король приказал своим чиновникам не оказывать поддержки Суду Двадцати, и его власть значительно уменьшилась. Для установления политического равенства Филипп I на собрании монсонских кортесов 1585 г. даровал арагонцам равные права с кастильцами при распределении должностей и бенефиций в Индиях. Однако арагонцы не желали поступиться своими привилегиями; правда, как мы уже сказали, они согласились признать и принять вице-королей иностранцев.

Филипп IV тоже не внес никаких изменений в каталонские привилегии, несмотря на войну за отделение Каталонии. Граф-герцог был, как нам известно, сторонником отмены привилегий, и в докладе, представленном королю в первые годы своего возвышения, настойчиво советовал добиваться их отмены всеми способами, в том числе и переговорами с заинтересованными сторонами (каталонцами, арагонцами, португальцами и т. д.), поскольку дело касалось всех, а в подходящий момент прибегнуть к открытому насилию, которое надежней замаскированного принуждения, и, наконец, предлагал вызвать «какое-нибудь серьезное народное волнение, под этим предлогом ввести людей (войска) и для общего спокойствия в качестве предохранительной меры привести все законы в соответствие с кастильскими»; но мы видели, что Филипп IV не принял этого совета даже по отношению к Португалии, где опасность была особенно велика. Когда Барселона была взята и власть короля восстановлена, последний (хотя и пользовался правом силы, к которому всегда прибегают победители) ограничился тем, что резервировал за собой охрану крепостей и портов, право замещать муниципальные должности и утверждать выборы, а также право замещать должности в Каталонской депутации. В остальном он подтвердил каталонские привилегии и обычаи (3 января 1653 г.).

Разумеется, основной причиной такой умеренности централизаторских стремлений было нежелание раздражать каталонцев — противников Филиппа, осторожность, обусловленная слабостью связей между отдельными областями, и недовольство знатных и даже плебейских сословий, о котором свидетельствовали восстания в Португалии и Бискайе, мятеж герцога Медина-Сидонии, покушение маркиза де Аличе и т. д. Но этих причин не было ни во времена Карла I и Филиппа II (после поражения Лаиусы), ни в царствование Филиппа IV до 1640 г. То, что во время царствования этих королей ничего не было сделано для ограничения автономии бывших королевств, доказывает, что абсолютизм не видел в их автономии никакой опасности. По крайней мере короли не задумывались над этим, несмотря на опыт католических королей и предупреждения Оливареса. Надо сказать, что автономия во многих весьма существенных своих проявлениях носила уже чисто внешний характер. Это явилось результатом, с одной стороны, роста монархических настроений среди знати и народа по всей стране, включая и Каталонию; новая городская и сельская демократия — глубоко католическая и вместе с тем преданная королю — являлась подходящей средой для постепенного проникновения уравнительной власти короля, осуществляемой через вице-королей и правителей. С другой стороны, что было еще важнее, это было результатом внутреннего вырождения органов самоуправления, которым недоставало сил и воодушевления, необходимых для того, чтобы отстаивать или хотя бы использовать остатки политической и административной самостоятельности. Таким образом, все было подготовлено для легкой победы Филиппа V.