Сергей Власов - Константин Великий

Когда наконец мир и спокойствие воцарились на восточных рубежах, Диоклетиан отправился в Рим, чтобы там отпраздновать победу. Естественно, Константин поехал с ним. Но по пути он ненадолго заехал в Дрепанум навестить мать и повидать наконец-то сына Криспа. Малыш оказался точной копией его самого: такой же крепкий, такой же бойкий и смышленый.

От матери Константин узнал, что отец за минувший год подавил мятежи восставших против Рима племен в Британии. Там местный вождь варваров Караузий провозгласил себя августом Запада. Захватив главный морской порт Галлии, лежавший на берегу пролива Фретум-Галликум (теперь это Ла-Манш), самозванец по-пиратски нападал на римские торговые суда и держал в страхе половину Империи.

Констанций Хлор сумел усмирить Караузия. Чтобы захватить хорошо укрепленную гавань, в которой обосновались мятежники, пришлось использовать мощные стенобитные машины. Караузий бежал за пролив и был пленен близ Лондиния.

Так установился мир и на другом краю Империи, на берегах Темзы, — это был еще один повод для праздника, к которому готовился Рим.

Авторитет отца Константина, цезаря Запада Констанция Хлора, еще больше укрепился в армии, а это было очень важно для его дальнейшей карьеры. Как, впрочем, и для карьеры его сына. А она могла сложиться иначе, если бы Константин согласился на предложение Тардата стать главным военачальником Армении. Эту идею армянский царь высказал в Антиохии. Но Константин понимал, что, заняв сегодня эту высокую должность на самой окраине Империи, завтра он будет исключен из первых претендентов на верховный трон. И он отказался.

Перед возвращением в Армению Тардат, прощаясь с Константином, сказал ему:

— Если ты передумаешь, помни, что я всегда буду рад видеть рядом с собой такого полководца. У меня большие планы, я хочу раздвинуть границы моей маленькой родины. Со временем ты можешь стать правителем огромной восточной империи.

Но Константин видел свое будущее иначе. И он во второй раз отказал армянскому царю. Путь к трону через Рим ему казался вернее и короче, чем через Армению.

За двадцать лет правления Диоклетиана древняя столица Империи утратила свое былое значение. Хотя здесь по-прежнему заседал сенат, издававший законы и выбиравший на высшие должности консулов и магистратов, вся страна знала, что настоящие законы творятся на востоке, в небольшом городке Никомидия, откуда Империей правил Диоклетиан.

Цезарей и августов в Римской империи делала армия. Никто не мог позволить себе пойти против ее решения, если оно принималось большинством высших военных командиров. Так был возведен на императорский трон и Диоклетиан, когда-то бывший центурион, а затем трибун. Но он торжественно обещал, что будет царствовать не более двух десятилетий, и вот теперь, в 304 году, они истекали. Страна жила ожиданием, сдержит ли император свое обещание, и если да, то кто придет ему на смену.

Триумфальное шествие Диоклетиана по случаю побед его легионов было пышным. Достаточно сказать, что в процессии участвовали тринадцать слонов, специально привезенных для этого из Африки. Сам Диоклетиан ехал по Риму в золотой колеснице, запряженной шестеркой белых коней. Первым делом он отправился к храму Юпитера, где предстоял обряд жертвоприношения.

Константин и с ним пятеро самых могучих воинов шли вслед за колесницей. За ними с обеих сторон двумя шеренгами следовали ликторы — должностные лица. Следом везли огромного белого быка, предназначенного на заклание, его мощную голову украшал роскошный венок. Замыкали шествие два десятка повозок с добычей, взятой за Евфратом. Диоклетиан дарил ее жителям Рима по случаю двадцатилетия своего правления.

Добравшись до храма Юпитера, император приблизился к алтарю, где уже ждал главный жрец. Пока Диоклетиан воскурял фимиам — ароматические вещества: мирру, смоляные шишки, — помощники жреца привели быка. Схватив его за рога, один из них резко нагнул быку голову, а второй ударил обухом топора по затылку и оглушил животное. Тогда в дело вступил жрец и перерезал жертве горло церемониальным ножом. Кровь хлынула на алтарь. Все подняли руки к небесам, благодаря Юпитера и прося у него благословения на долгие годы.

Привычным зрелищем на улицах Рима были тогда экзотические шествия кастрированных жрецов Аттиса, юного бога, возлюбленного самой Кибелы, Матери богов. Этот культ, пришедший с Востока, из Сирии, стал составной частью римской государственной религии еще в I веке при императоре Клавдии.

Скопцы в ярких восточных одеждах со статуэтками Кибелы и Аттиса на груди шли по улицам столицы под визг флейт, громыханье барабанов, гуденье рогов и бой кимвалов. Это было фантастическое зрелище. Пораженные необузданными мелодиями горожане собирались огромными толпами, закидывали жрецов цветами и подавали им небывало щедрую милостыню. Апофеозом культа был тот час, когда архигал, первый священник, вскрывал себе на руке вены.

Жрецы рангом пониже, взбудораженные варварской музыкой, кружились в диком танце, тряся головами, пока не приводили себя в состояние, когда они уже не чувствовали боли. И тогда, выхватив спрятанные под одеждами ножи, они кололи себя в руки, в грудь, в плечи, забрызгивая кровью публику.

После этого начинался ритуал посвящения новых жрецов. Придя в состояние религиозного экстаза от вида льющейся крови и бешеной музыки, новопосвященные брали ножи у своих собратьев по неразуму и — на виду у всех — оскопляли себя. Затем, когда океан культового экстаза стихал, отрезанные органы погребали в подземельях храма Кибелы, на Палатинском холме Рима.

Пожалуй, этот изуверский ритуал наиболее ярко рисует дикость язычества. Его боги требовали кровавых жертв, объясняя, что в этой теплой красной жидкости они черпают свою божественную энергию, которую потом с избытком вернут людям.

Константин как солдат в свои тридцать лет видел много крови. Но, впервые став свидетелем такого неистовства, он испытал шок. Оказалось, что в официальной религии его Империи есть ритуалы, к которым он относится с отвращением. Здесь, в Риме, столице язычества, Константин пришел к довольно простой мысли: нельзя человека насильно тащить к жертвеннику, нельзя понуждать его поклоняться богам, если он сомневается или если верит в иного бога.

Это было очень важное открытие на его пути к Истине.

Несколько дней Рим отмечал праздник, посвященный Диоклетиану. По всему городу шли пиры и балы, на которых знать смешивалась с простым людом. На одном из таких празднеств Константин и встретил шестнадцатилетнюю Фаусту, младшую дочь августа Максимиана. Напомним, что на старшей его дочери, Феодоре, был женат отец Константина.