Сергей Власов - Константин Великий

Храмы в честь святого Георгия появятся во многих русских землях: в Киеве, во Владимире, Новгороде, Каневе…

Георгий станет для верующих самым могущественным из святых. К нему будут обращаться с просьбами об излечении и об урожае, о помощи в войнах и об ограждении от козней дьявола… Постепенно его имя обрастет легендами, ставшими столь же популярными, как библейские. Одна из них — сказание о победе Георгия над чудовищным драконом. Этот сюжет станет любимой темой древнерусского искусства.

В XV веке святой Георгий Победоносец займет центральное место на государственном гербе России, а в 1710 году станет гербом Москвы.

Но вернемся к нашему герою. Константин не участвовал в пытках и казни святого Георгия. Однако жуткая расправа над ним произвела на Константина очень сильное впечатление и на долгие годы осталась в его памяти.

В конце концов, став уже императором, Константин учредит первый в истории орден и назовет его Георгиевским. Это будет уже в 330 году в Константинополе.

Но в честь какого из двух Георгиев учрежден самый древний орден планеты, до сих пор остается неизвестным. Восемь веков спустя византийский император Алексей Комнин переименует этот орден в честь самого Константина.

Он продолжал служить у Диоклетиана в Никомидии. Но эти две мученические смерти, как он потом признается своему биографу Евсевию, сильно изменили его жизнь. Он стал часто размышлять о вере, о Боге.

Две эти смерти заставили Константина всерьез задуматься о сути христианства. Он не мог понять одержимости тех, кто во имя своего Бога безоглядно выбирал смерть.

Это происходило несмотря на то, что многие христианские священники негласно призывали верующих создать видимость отречения и признания римских богов. Они уверяли, что эта очередная кампания гонений, как и прежние, скоро затухнет. Однако люди не хотели позорить свою веру и шли на мучения, на смерть.

Константину это казалось чрезмерной жертвой. Он был практичным человеком. Выше земной жизни он не знал ничего.

Когда его отношения с императором стали более доверительными, Константин решился однажды спросить его:

— Чем так прогневали вас христиане, доминус?

— Да тем, что эта нечестивая вера рушит устои моей Империи, — ответил Диоклетиан гневно. — Наша древняя вера воспитывает героев, а их вера кого? Рабов. Рабов божьих! Ты посмотри, из кого состоят их общины? Это нищие, необразованные люди. Они не хотят знать ничего, кроме своей Библии. Их религия — это поклонение мертвецу.

— Но почему такое множество людей следует за этим мертвецом? Почему они готовы пожертвовать жизнью за свою ложную веру? — спросил Константин.

— Потому что неучей так легко обмануть. И они слепо верят, что этот их мертвец дарует им вечную жизнь после смерти, если они будут ему молиться.

— Ну и пусть молятся.

— Они поклоняются ему, но не хотят подчиняться мне и нашим законам. Они рабы и смутьяны одновременно. Как я могу править таким народом? — с гневом ответил Диоклетиан.

Да, христиане были явными врагами векового имперского порядка. Вот где кроются причины патологической жестокости к ним Рима.

На чем стояло тогда римское общество? На подчинении личного начала общему. Главное — это успех и процветание государства. Идеалом гражданина был человек бескорыстного служения родине, готовый отдать жизнь для ее блага. Только опираясь на такой патриотизм, можно было управлять страной, раскинувшейся от Гибралтара до Армении.

В ней всем сословиям была указана своя государственная ниша, каждый призван был нести службу. От каждого ожидалось выполнение тех или иных общественных задач.

И вдруг появляется совсем другая идея: главное — это личное спасение. Спасение своей души. Цель жизни — соединение с Богом. И в сравнении с этим благоденствие государства мало что значит. Идея нашла отклик во многих умах и сердцах. Идеалом человека стал созерцатель, погруженный в личные духовные искания. У людей появлялось презрение к окружающей жизни. Она была для них всего лишь временным испытанием перед жизнью истинной и вечной.

И полные сил молодые люди обоего пола избирали уединенную жизнь, избегали важнейших общественных мероприятий. Ладно бы они только не приносили жертвы и не воскуряли фимиам перед статуей императора, это еще можно было бы простить. Но они уклонялись от государственной и, главное, от военной службы: «Non possum militare quia christianus sum» («Не могу носить оружия, потому что я христианин»).

Разлад вносили христиане и в семейную жизнь, давая обет безбрачия. «Кто хочет за мной идти, тот должен покинуть отца и мать и все, что ему дорого», — говорил их Учитель. И люди следовали Его заветам. И за свою веру были готовы сгореть на костре.

Константин долго стремился найти ответ на вопрос, который его мучил: откуда христиане черпают силы для такого беззаветного служения, в чем состоит такая притягательность их Бога? Он пока не знал ответа…

В своих духовных исканиях Константин не был оригинален, подобными вопросами задавались многие и до, и после него. Языческое мировоззрение уступало свои позиции новой религии очень трудно — в течение нескольких столетий. К перерождению древнего мира с его многобожием подталкивали смелые философы и писатели, готовя умы к восприятию новой веры.

Еще в V веке до н. э. Аристофан в комедии «Облака» высмеивает всесилие языческих богов. Его герой на замечание, что в руках Зевса есть молния, которая поражает клятвопреступников, говорит: «Дурак! Ты повторяешь бабьи сказки. Если Зевс поражает молнией клятвопреступников, то почему он не попалил Симона и Феора — ведь это самые злые клятвопреступники. Вместо того он поражает собственные храмы, и шпиц Афинеи Сунийской, и высочайшие дубы. Что они ему сделали?»

Напомним, это сказано за пять веков до Рождества Христова. И основные постулаты платоновского учения — идея единого и всесовершенного Бога, бессмертие души человеческой, посмертное воздаяние за совершенные при жизни зло и добро — заключали в себе выводы, несовместимые со старой верой. У нее уже не хватало энергии для вдохновления людских сердец.

Пустеющий Олимп все меньше и меньше приносил людям душевного успокоения и отрады. Остается лишь удивляться, что в греко-римском обществе вера в языческих богов продержалась так долго. Но оставаться вообще без религии человечество не могло. Место дряхлеющего культа должна была занять новая вера.

В этом тяжком и драматичном поиске Новой Идеи мира в конце концов именно Константин сыграл очень важную роль. Он придал невиданное ускорение той гигантской нравственной работе, что была начата за много веков до него.