Сергей Власов - Константин Великий

Наконец он выбрался на берег и привязал веревку к дереву. Вместе с ним из воды вышли живыми не более десятка воинов. А по мосту уже перебирались основные силы его армии.

Лициний понес большие потери и отступил в сторону Византия — крепости на Босфоре, где укрылся с остатками войска. Осада Византия заняла более недели. Но схватить Лициния не удалось. Через подземный ход он бежал вместе с семьей и золотом в Никомидию. Оттуда он послал к Константину свою жену Констанцию (напомню, сестру Константина), чтобы она вымолила для него жизнь.

Константин великодушно согласился сохранить жизнь своему зятю, но взял с него клятву, что тот никогда не будет претендовать на трон. Лициний поклялся и был отправлен на вечную ссылку в Солунь.

По свидетельству историка Иордана, Лициний вскоре начал вести тайные переговоры с вождями сильного северного племени готов, чтобы с их помощью снова захватить власть. Один из готских вождей донес об этом Константину, и в 325 году Лициний был казнен.

Этот случай помог Константину наладить добрые отношения с весьма воинственными готами. Сначала он использовал их лишь от случая к случаю для отражения набегов на Империю других враждебных племен. Но потом создал целые готские ополчения численностью до сорока тысяч человек, хорошо оплачивая их услуги золотом и продовольствием. При Константине они были в числе самых смелых и верных его войск.

Такую же миролюбивую и дальновидную политику проводил Константин и в отношении карпов — сильнейшего племени на нижнем Дунае и на Пруте. Карпы часто нападали на римские провинции Фракию, Македонию, Дакию, разоряли города, облагали их данью.

Константин превратил их из врагов Империи в союзников. Папирус начала IV века, найденный в северной Африке, называет Константина даже «предводителем готов и карпов».

Последствия борьбы между Константином и Лицинием выходят далеко за пределы чисто личного соперничества двух императоров. Евсевий Кесарийский заканчивает свой труд «История Церкви» так:

«Лициний лежал поверженный. Константин же, могущественный победитель… вместе со своим сыном цезарем Криспом, во всем похожим на отца, завладел Востоком и создал по старому образцу единую Империю римлян. В ней под его мирным скипетром были все страны от востока до крайнего запада вместе с севером и югом. У людей пропал страх перед теми, кто их притеснял. В блеске и великолепии начались праздничные дни. Все было наполнено светом… Прежние горести были забыты, и похоронено всякое воспоминание о безбожии. Везде были развешаны указы победоносного императора, полные человеколюбия и терпимости…

Тирания была устранена, Константин и его сын получили Империю, которая им принадлежала по праву. И они изгнали из жизни ненависть к Богу».

Став единственным августом в Римской империи, Константин вскоре пришел к необходимости цементировать устои своего государства с помощью единой религии. Но какой именно? По разным источникам, число христиан в стране колебалось от пяти до пятнадцати процентов. Точной цифры наверняка не знал никто. Было немало и иудеев. Но все же большинство населения составляли язычники, почитатели древних богов. Преобладали они и в правительстве.

Не слишком ли рискованно, не слишком ли преждевременно было провозглашать новую религию общегосударственной?

Константин пошел на такой риск, и в этом его особая заслуга. Если эдикт 313 года давал христианству равноправие с язычеством, то его два новых эдикта 324 года объявляли о главенстве христианства. Глава Империи впервые от имени верховной власти назвал христианство «единой истинной верой». А язычество он назвал заблуждением.

Но при этом — вот истинная широта души и мысли — никакие преследования язычников не допускались. Жертвоприношения отныне категорически запрещались, но язычники имели свои храмы, своих жрецов, поступали на государственную службу.

В одном из эдиктов Константина 324 года читаем:

«Для сохранения мира я постановил, чтобы и те, которые еще остаются в заблуждении язычества, пользовались бы таким же спокойствием, как и правоверные. Пусть и те, которые удаляются от послушания Богу, пользуются, если хотят, своими посвященными лжи храмами».

Император в своем эдикте обращается с увещанием к язычникам принять христианство и тем самым способствовать объединению народа вокруг одной веры.

Весьма важно отметить: по отношению к христианству в Константине надо отличать государственного мужа от обыкновенного человека, который по велению сердца стремится разгадать великую тайну бытия и много раз подступает к отгадке, и не всегда к одной и той же.

Даже на Триумфальной арке, воздвигнутой в Риме в 312 году по поводу его исторической победы над Максеннием, нет ни единой христианской черты. Все ее надписи, все архитектурные и художественные подробности (медальоны, барельефы) относятся исключительно к языческим богам. Хотя только недавно Константин сам говорил об обретении им иного Бога.

Значит, и после чудесной победы над более сильным соперником на берегу Тибра, которая ниспослана была ему новым Богом (как он сам признавался), Константин все же не рискует совсем откреститься от древних богов? Или здесь что-то другое?

Интересный разговор с Константином приводит в своей хронике Лактанций. Уже после эдикта 313 года Константин откровенно говорит о том, что Бог христиан более могуществен, нежели языческие боги, и что через него можно получить больше благ и для человека, и для государства.

Не здесь ли кроются причины обращения к Христу мудрого полководца и императора? Кто теперь даст уверенный ответ?

Как бы там ни было, многие его современники считали Константина искренним и убежденным христианином. После оглашения Медиоланского эдикта его отношение к Церкви было неизменно радушным. Он часто встречался со священниками, живо интересовался делами общин, делал немалые пожертвования на благотворительные учреждения Церкви.

Константин освободил христианское духовенство от обычных повинностей, лежавших на римском гражданине. Утвердил за Церковью право принимать в свою пользу наследство по завещанию. Наделил церковные учреждения обширными земельными участками, а также денежными и хлебными выдачами за счет казны. Особое значение имело для священников дарованное им Константином право решать гражданские споры между христианами.

Отношение Константина к христианскому духовенству характеризует его весьма оригинальный закон о переходе к Церкви части наследства всех умирающих граждан Империи. В языческом Риме был другой обычай: умирающие в духовном завещании всегда часть своего имущества отписывали царствующему императору. И этот доход составлял видную статью его прибылей.