Сергей Власов - Константин Великий

Забегая вперед на два века, упомянем восстание Ника — знаменитый мятеж в Константинополе, унесший сотни тысяч жизней и разрушивший половину столицы. Главные его события проходили на ипподроме и на Форуме Константина — одной из самых просторных площадей города.

Первым актом кровавой драмы стало выступление на ипподроме прасинов против… императора Юстиниана. Прасины взбунтовались потому, что их отстранили от исполнения церемониальных функций в императорском дворце. Словесные баталии середины января 532 года документально зафиксированы сразу несколькими историками. Вот их сокращенный пересказ:

« Прасины: Юстиниан август! Нас обижают, о лучший из правителей. Видит Бог, мы не можем больше терпеть.

Мандатор (чиновник, говоривший от имени императора, который сам не мог умалить своего достоинства разговором с простым народом): Никто вас не обижает… Вы приходите на ипподром не смотреть, а грубить архонтам.

Прасины: Того, кто притесняет нас, постигнет участь Иуды… Терпение — Божий удел. Мы же, обладая даром речи, скажем тебе сейчас все. Мы, трижды августейший, не знаем, где твой дворец и как управляется государство. В городе мы появляемся не иначе как сидя на осле. (На осле обычно по городу возили преступников.)

Мандатор: Вы не боитесь за свои души, висельники!

Прасины: Запрети зеленый цвет (цвет прасинов), и правосудию нечего будет делать. Позволяй убивать и карай сколько пожелаешь. Такого противоречия поистине не выносит человеческая природа. Лучше бы не родился Савватий (отец Юстиниана), он не породил бы сына-убийцу… Торговца дровами в Зевгме кто убил, автократор?

Мандатор: Вы его убили.

Прасины: Сына Эпагата кто убил, автократор?

Мандатор: Вы его убили.

Прасины: Господи, помилуй! Свободу притесняют… Кто говорит, что правит всем Бог, откуда же тогда такая напасть?..

Мандатор: Клеветники и богохульники, когда же вы замолчите?

Прасины: Спасайся, правосудие, тебе больше нечего делать… Пусть будут выкопаны кости остающихся зрителей!»

С шумом прасины покидают ипподром, нанеся таким образом явное оскорбление императору. Извечная страсть византийцев к бегам отошла на второй план перед жизненно важной проблемой. Вряд ли удастся найти документ, который бы мог служить более яркой иллюстрацией политической жизни Византии. И без всякого зазрения совести можно сказать: такие отношения императора и его подданных — это отдаленный результат реформ, предпринятых Константином.

Очень кратко расскажем о дальнейшем ходе знаменитого восстания и о его последствиях.

После ссоры с императором на ипподроме возбужденная толпа ринулась в город. Там произошли кровавые стычки между прасинами и венетами. Несколько человек были убиты. Префект Константинополя Евдемон (второй после императора человек в городе) выведал имена семерых зачинщиков бунта и приговорил их к смертной казни: четверых — к отсечению головы, троих — к повешению.

Осужденных для острастки публики провезли к месту казни по всему городу. Но во время исполнения приговора, к счастью троих, виселица сломалась. Они упали на землю и остались живы. Толпа потребовала их освобождения. Но префект был неумолим, и они были повешены во второй раз. И вновь виселица сломалась, и они рухнули наземь.

Тут уж толпа разошлась вовсю — отбила у стражи троих осужденных и отвела в безопасное место, в церковь Святого Лаврентия на другом берегу Золотого Рога. Префект велел войскам окружить церковь и сторожить людей, чудом избегнувших смерти.

На другой день во время ристания на ипподроме не только прасины, но и венеты в один голос потребовали от императора помиловать «спасенных Богом». Тот был глух к народному гласу. Накал страстей был так велик, что за два заезда до конца состязаний (самый острый их момент) публика принялась хулить императора. Кто будет победителем в скачках, уже никого не интересовало.

С криками «Ника! Ника!» («Побеждай!», отсюда и название восстания) народ покинул ипподром. Явившись к префекту Константинополя, возбужденная толпа потребовала убрать военную охрану церкви и освободить троих осужденных. Когда префект ответил отказом, его помпезная резиденция была сожжена дотла.

Далее читаем у Прокопия Кесарийского:

«Члены обеих партий, ворвавшись в тюрьму, освободили всех заключенных там за мятеж или иное преступление. Лица же, находившиеся на службе у городских властей, были убиты».

Затем восставшие пришли к Большому дворцу, построенному Константином, и подожгли его парадный вход. Отсюда огонь перекинулся на другие строения. Грандиозный пожар уничтожил сотни красивейших зданий столицы, в том числе храм Святой Софии, церковь Святой Ирины, сенат, величественный портик и другие здания центральной площади города — Августеона, знаменитые бани Зевксиппа, странноприимные дома…

Читаем у Феофана: «Входя в здания, они разрушали их до основания… Погибли многие жилища богатых и большие богатства».

Юстиниан, желая отвлечь народ от бунта, устраивает внеочередные состязания на ипподроме. Но не тут-то было. Самое любимое ранее народом зрелище уже мало кого интересует. Озлобленная толпа явилась на ипподром только затем, чтобы его поджечь. В тот день впервые прозвучали призывы к свержению императора.

Не на шутку испугавшись, Юстиниан вызвал войска из нескольких городов. Солдаты разогнали восставших, но самые упорные укрылись в Октагоне, красивом здании восьмиугольной формы, где размещалась созданная Константином Высшая школа. Войска попытались выбить их оттуда, но это не удалось. Тогда солдаты подожгли эту прекрасную постройку, в огне погибли многие из бунтовщиков.

Пожар перекинулся на соседние жилые кварталы. Дотла сгорели сотни домов вдоль центральной улицы города, церкви. Но огонь словно по команде остановился у часовни Святого Константина, стоявшей у порфирной колонны на Форуме его имени.

Город представлял собой груду чернеющих развалин…

На пятый день восстания, в воскресенье, Юстиниан прибыл на полусгоревший ипподром с Евангелием в руках и призвал к себе жителей города. Как значится в «Пасхальной хронике», скоро «пришел весь народ, и наполнился ипподром чернью». Император произнес (на сей раз сам) такую необычную для него речь:

«Клянусь святым могуществом, я признаю перед вами свою ошибку и не прикажу никого наказать, только успокойтесь. Все произошло не по вашей, а по моей вине. Мои грехи не допустили, чтобы я сделал для вас то, о чем вы просили меня здесь, на ипподроме».

Но если двадцать лет назад похожая речь императора Анастасия здесь же на ипподроме позволила сохранить ему корону, то ныне Юстиниана она не спасла. Большинство народа было против него. Толпа ревела: «Ты даешь ложную клятву, осел!»