Антон Посадский - Зеленое движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 1918—1922 гг.

В 1921 г., во время кронштадтского выступления, Чернов уже делает ставку на поддержку восставших широкими слоями населения, вспоминает и слово «зеленые», полагая, что холода и распутица не давали им быстро мобилизоваться.

По мнению В.М. Чернова, во время Кронштадтского восстания настроение населения Петроградской, Псковской и Новгородской губерний было «более чем подходящим» для действий небольших вооруженных отрядов, вооружающих и присоединяющих к себе крестьян 597. Однако рассуждения об этом задним числом политической ценности уже не имели.

Вполне естественно, что основные борющиеся силы в годы Гражданской войны третировали всевозможные варианты особого пути и третьей силы. В советской традиции всячески высмеивался обыватель, который стремится спрятаться от ветров истории, исповедует позицию «моя хата с краю». На процессе Ф.К. Миронова государственный обвинитель Смилга так оценивал поход Миронова с его Донским корпусом: «…«я», говорит Миронов в своем воззвании, «призываю в ряды своих войск всех» «зеленых», всех «так называемых дезертиров» и т. д., «при помощи которых я создам грозную силу, которая сломит Деникина», Это бахвальство. Бессмысленное, преступное бахвальство, ибо никакой армии из «зеленых», людей, смертельно уставших от войны, убегающих из рядов Красной армии, никакой грозной силы, никаких боевых кадров не создать. Вы сами знали, что этот путь сомнительный, что эта сделка — обман. Вы поднимаете борьбу и против Деникина, и против коммунистов». Далее Смилга называет социальный идеал Миронова «полутолстовской, полусентиментальной мелодрамой» 598. Надо сказать, что Смилга прав. Миронов — человек экспансивный, склонный к позерству, чувствительный к славе и известности, что не раз проявлялось уже с лета 1918 г. Действительно, вождем могучей «третьей силы» его вообразить трудно. С.И. Гусев (ЯД. Драбкин) с презрительной иронией писал о красноармейцах: армию приходилось строить «из того же самого темного, невежественного, забитого крестьянства, которое не понимало даже того, что помещик неминуемо захочет вернуть себе отнятую у него. и розданную крестьянам землю». Эту простую мысль приходилось вдалбливать месяцами. Крестьянин, пока не испытал на собственной шкуре белой власти, не шел в Красную армию, «воевать отказывался, укрывался в лесах, образуя там обширные «зеленые» банды дезертиров, помогал помещику, когда наступали мы, помогал нам, когда наступал помещик, — словом, основательно «пакостил» и той, и другой стороне» 599.

В Зарубежье недавние белые также высказывались о том, что всякого рода «третьи» позиции только работают на руку противнику. О смертельном для белого тыла тандеме большевиков-подпольщиков и сочувствующих им легальных эсеров-общественников писал в известных воспоминаниях «Белая Сибирь» колчаковский генерал К.В. Сахаров. О том, что эсеровский лозунг «Ни Ленин, ни Колчак» всегда на практике означал «Ленина», определенно высказался А.А. фон Лампе. Генерал А.В. Геруа бросает тяжелые упреки генералу А.И. Деникину за способы ведения войны, а именно за непонимание важности союза с местными нерегулярными силами. Это еще один вариант отношения к «третьей силе». Для генерала Геруа «обрегуляривание» партизанских сил и использование таковых для контроля тыла и самооборончески-полицейской службы — естественный ход, которым пренебрегли белые и проиграли 600. Обратим внимание на то, что псковский «бело-зеленый» пример в этом отношении может быть засчитан как сравнительно удачный для белых.

В новой истории партия выступает механизмом востребования и выстраивания массовой активности. Можно согласиться с мнением, что партии в 1905–1817 гг. были организациями интеллигентского типа, с очень небольшим охватом населения: 0,5 % в 1905–1907 гг., 1,2 % в 1917 г. 601После крушения самодержавия традиционное сознание большинства населения стремительно социализировалось, полагает С.В. Леонов 602. С.В. Лурье проницательно заметила, что эсеры весьма точно (в программе и агитации) выстроили идеологию крестьянской общины, но... без Бога 603. А. Грациози писал об устойчивом ядре требований в крестьянских восстаниях 1918–1919 гг. при величайшей пестроте местных условий и обстоятельств. К этому ядру он относил требование «черного передела», самоуправление, свободную торговлю. Грациози отметил, что большинство этих требований вполне эсеровские, но это никак не означало доминирования эсеров в движении или принятия их программы большинством крестьянства. А. Вентури разумно связал эту повсеместную «эсеровщину» с популистским характером партии, которая старалась попасть в шаг с крестьянскими требованиями 604. Партия была вторична по отношению к движению. М. Френкин отметил, что разгром большевиками левоэсеровских организаций нанес мощный удар по крестьянскому повстанчеству, лишив его военной и политической поддержки 605. В то же время Т.В. Осипова считает, что левые эсеры осенью 1918 г. «потеряли массы» 606, хотя многие организации оставались на легальном положении, и фактор разгрома нельзя однозначно счесть определяющим. Такой же вывод сделал и Ю. Фелынтинский 607. В конце 1920 г. точно так же «потеряли массы» большевики, что и вызвало поворот к нэпу. На Украине, в сложной обстановке интервенции, массового повстанчества и усиленного насаждения «социалистического земледелия» наиболее ярко проявилось расхождение народного самоназвания «большевик» и ненавидимой фигуры «коммуниста». Это говорит о том, что в ходе Гражданской войны никакая партия не смогла создать устойчивую инфраструктуру в крестьянской среде, которая бы руководилась программными требованиями партийной верхушки. Наоборот, внутрикрестьянское противостояние и отношения деревни и города достаточно легко приобретали нужную партийную окраску.

Большевики и левые эсеры жестко противостояли друг другу в 1918 г. Эсеровская партия также разбилась на группы и направления, которые пытались заново консолидироваться на той или иной платформе. Две небольшие народнические партии — народников-коммунистов и революционных коммунистов — были довольно быстро поглощены РКП(б). Нельзя забывать о значительной переоценке ценностей многими социалистами и революционерами.

Современники и исследователи отмечали близость самоощущений в партиях низов — социалистических и правых, что породило парадоксальное выражение «белое и красное черносотенство» 608. Крестьянское сознание с 1917 г. стало практически тотально социалистическим. Но социализм как партийная доктрина и народный социализм как идеал социальной справедливости могли весьма далеко расходиться. Параллельно с победоносным шествием социалистических доктрин начался и возврат населения к религиозной жизни. О социализме как социальной доктрине с симпатией отзывался такой сильный религиозный мыслитель, как епископ Андрей, князь Ухтомский, отрицая социализм как атеистическое учение.