Антон Посадский - Зеленое движение в Гражданской войне в России. Крестьянский фронт между красными и белыми. 1918—1922 гг.

Гиппиус пишет о парадоксальной ситуации: «Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения, в громадном большинстве, относится отрицательно и даже враждебно». Эта кучка людей опирается на силу «латышских, башкирских и китайских полков». Почему же эта власть держится? Гиппиус продолжает: «.мы знаем, что это именно так и должно было быть; но мы знаем еще, — и это страшно важно! — что малейший внешний толчок, малейший камешек, упавший на черную недвижность сегодняшней России, — произведет оглушительный взрыв. Ибо это чернота не болота, но чернота порохового погреба. Никаких тут нет сомнений у большевиков. Никаких нет и не было сомнений у нас, всех остальных русских людей. Отсюда понятно, что переживали мы в мае 19 года, мы — и они, большевики. Они, впрочем, трусы, а у страха глаза велики; при одном лишь том факте, что наступает лето, делается возможным удар на Петербург и все в городе ждут удара, — большевики засуетились, заволновались. А когда началось наступление с Ямбурга, — паника их стала неописуема. Целые коллективы, по вывеске большевицкие, в неусыпном напряжении ждали такой минуты. Красноармейцы, посылаемые на фронт, были проще и разговорчивее: «Мы до первого кордона. А там сейчас — на ту сторону». Помню их весело и глупо улыбающиеся лица» 626. Гиппиус точна в представлении о глубоко неполитическом мышлении русского простолюдина. При этом «принудительная война, которую ведет наша кучка захватчиков, еще тем противнее обыкновенной, что представляет из себя «дурную бесконечность» и развращает данное поколение в корне — создает из мужика «вечного» армейца, праздного авантюриста» 627.

Г.А. Князев, петербургский интеллигент тридцати с небольшим лет, записывал в дневнике 10 июня 1919 г.: «Очень много дезертиров. Образовались целые отряды (банды) их. Их называют «зелеными». По-видимому от того, что они кочуют в поле, в лесу, прячутся в зелени. красные, белые, зеленые. Последние борются и против белых и против красных. Не они ли в конце концов будут победителями. Процент дезертирства очень высок». Наблюдение о победителях надо признать глубоким. Но интеллигентское сознание не воодушевляется зеленой силой, как и белой. Естественным исходом оказывается выбор меньшего зла: «И вот отсюда мое отношение к большевикам — ненавижу их от всей души, от всего ума, как ненавижу всякое насилие, всякую диктатуру, но не вижу исхода, не жду радости от «белых», «зеленых», «черных». Из двух зол надо выбирать меньшее, и пусть лучше большевики, чем те, кто придет только мстить и восстанавливать свои имущественные права на свои каменные дома, особняки и имения.» 628

Профессор Ю.В. Готье записывал в эти же дни, 22 июня (5 июля) 1919 г.: Деникин продвигается с юга, добравшись до Белгорода, Борисоглебска и Балашова. Красные «стараются тянуть всех, кого могут, на защиту своего социалистического государства; выходит мало, но я все-таки боюсь, что выйдет достаточно, чтобы лавина вновь откатилась; боюсь, потому что откатывались прежние и потому что мы совершенно не знаем, что являет собою наступающая армия и какую помощь может ей дать явление дня, так называемая зеленая армия, т. е. громадные скопища дезертиров, накопляющиеся по всем углам Совдепии» 629. Для Готье зеленые — сила безусловно антибольшевистская.

Сергей Семенович Маслов, активный народник, впоследствии лидер Трудовой крестьянской партии в эмиграции, окончивший жизнь под советским приговором, уже в 1922 г. дал подробный очерк пореволюционной жизни. Наблюдения С.С. Маслова разносторонни и интересны. Они касаются разных форм социальной активности и затрагивают в том числе зеленых. Он констатирует рост тяги к образованию, к расширению горизонтов в крестьянской среде. Если прежде русская интеллигенция была слишком «вселенской», а крестьяне слишком «тамбовскими», то по окончании Гражданской войны ситуация стала иной. Маслов оценивал состояние крестьянской психики как возбужденное и активное. Об этом свидетельствовали «густые кадры зеленых», восстания, попытки политических организаций, не в последнюю очередь — широкое развитие словесной литературы антибольшевистского толка. Он делает парадоксальное наблюдение, что в условиях разрушения государства культурный уровень деревни поднялся. «.Гнет усилил политическую активность деревни, он дал крестьянству сознание его классовой однородности внутри себя и сознание классовой особности от других социальных слоев, он заставил усиленно работать его мысль». Маслов считал, что в 1918-м крестьяне лишь отзывались на антибольшевистские призывы, будь то призывы чехов или ижевских рабочих, а в 1919-м появляется самостоятельная сила — зеленые, партизанская тактика. Он разделяет зеленых на пассивных и активных. В ответ на репрессии происходят убийства коммунистов. Командир зеленого отряда говорил автору, что в лесах Костромской губернии, в зависимости от правительственного натиска, скрывалось от 4 до 30 тысяч зеленых. Еще один вид самозащиты — оборона своей территории от появления советской власти: в стране сотни волостей, в которых советской власти не было 630. Показательно, что человек совсем другого настроя, М. Горький, в том же 1922 г. сделал сходные наблюдения: «.унижение хитроумного горожанина перед деревней имело для нее очень серьезное и поучительное значение: деревня хорошо поняла зависимость города от нее, до этого момента она чувствовала только свою зависимость от города». И даже — «...ценою гибели интеллигенции и рабочего класса, русское крестьянство ожило» 631.

Гораздо труднее уяснить народное понимание зеленых, в том числе и самих участников лесной жизни. В этом отношении выразительные характеристики дают корреспонденты Софьи Захаровны Федорченко. В 1920-х гг. она представила читателям известный свод солдатских высказываний «Народ на войне». Третья его часть посвящена войне гражданской. Одна главка называется «Зеленые». «Зеленое — мирный цвет, без кровинки. А тут и красных и белых — кажного на зелень потянуло. Мобилизации — почем зря. А зеленые до того войны боялись — бесперечь им воевать пришлося. И грабить молодцы стали».

Свидетельства, собранные Федорченко, часто касаются мотивов ухода в лес, в зеленые. Есть откровенно рационалистические: «Я и при царе по куткам ховался, не дал шкуры своей. Нет тяжеле дезертирского житья. Я войну до последнего ненавижу. Я рад бы на свое дело силу тратить, да не на войне. А теперь только война и живет». И еще: «А я в лес ушел обдумавши. Месяц-два — кончится война, я целым выйду. А с мертвого калеки какая кому прибыль?..»

Но в большинстве случаев слышны мотивы усталости от крови, войны, желания «тишины». Вот эти свидетельства.