Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

До Воскресенского было значительно дальше, чем до Петровского. Дорога шла главным образом лесом.

Л. Н. Павлищев, со слов Ольги Сергеевны, рассказывал об обитателях Воскресенского, с которыми молодым Пушкиным довелось познакомиться в 1817 году: «Они были олицетворение пылкой африканской и широкой русской натуры, бесшабашные кутилы, но люди такого редкого честного, чистого сердца, которые, чтобы выручить друзей из беды, помочь нуждающимся, не жалели ничего и рады были лезть в петлю. Пётр и Павел Исааковичи были молодыми, весёлыми, в особенности Павел, придумывавший для гостей всевозможные забавы, лишь бы им не было скучно в деревенской глуши. Весёлость его выразилась, между прочим, как рассказывала мне мать, в следующем экспромте, который он пропел во главе импровизированного хора бесчисленных деревенских своих родственников, когда, вооружённый бутылкой шампанского, он постучал утром в дверь комнаты, предоставленной приехавшему к нему племяннику Александру Сергеевичу, желая поздравить дядю с именинами:

Именно в Воскресенском, скорее всего, и мог произойти тот курьёзный эпизод ссоры Пушкина с Павлом Исааковичем Ганнибалом, о котором, со слов матери, также рассказывал Л. Н. Павлищев: «Александр Сергеевич, только что выпущенный тогда из Лицея, очень его полюбил, что, однако, не помешало ему вызвать Ганнибала на дуэль за то, что Павел Исаакович в одной из фигур котильона отбил у него девицу Лошакову, в которую, несмотря на её дурноту и вставные зубы, Александр Сергеевич по уши влюбился. Ссора племянника с дядей кончилась минут через десять мировой и… новыми увеселениями, да пляской, причём Павел Исаакович за ужином возгласил под влиянием Вакха:

Дядя тут же, при публике, бросился ему в объятия» [54] Там же, с. 21—23. .

О Павле Исааковиче Ганнибале известно, что он учился в Морском кадетском корпусе, служил на флоте, затем, с 1801 года, в армии, в различных частях. Принимал участие и отличился в Отечественной войне 1812—1814 годов. В 1817 году вышел в отставку из Изюмского полка «по домашним обстоятельствам». Был женат, имел сына Александра, который умер молодым ещё человеком в 1843 году, будучи штаб-ротмистром Чугуевского уланского полка. Находясь в отставке, Павел Исаакович жил в весьма стеснённых материальных обстоятельствах. Это видно, между прочим, из сохранившегося его прошения на имя Александра I. В этом прошении, поданном 11 ноября 1821 года, он писал, что прослужил офицером 25 лет, «в последнюю кампанию (Отечественную войну — А. Г. ) имел счастие неоднократно отличить себя», при выходе в отставку награждён подполковничьим чином, но лишён какого-либо пенсиона и, поскольку по «малозначущем имуществе своём» не в состоянии содержать себя с семьёй, просил «не оставить воспомоществованием безбедного пропитания того, который готов пролить последнюю каплю крови для защиты своего государя и отечества». В просьбе было отказано.

На долю этого доброго, весёлого, но не в меру горячего и не очень удачливого человека несколько лет спустя выпали тяжкие испытания. Заслуженный офицер, храбро сражавшийся в Отечественную войну, он стал жертвой не обоснованных жестоких правительственных репрессий после восстания декабристов.

Некий подполковник Краковский, оказавшийся провокатором, донёс на Ганнибала, будто он, Ганнибал, во время беседы в ресторане выражал сочувствие «несчастным… слишком строго наказанным». Павел Исаакович был «взят» ночью со своей квартиры в Литейной части в Петербурге и заключён в каземат Петропавловской крепости. После двух месяцев одиночного заключения, без всякого следствия, выслан в город Сольвычегодск, где вынужден был жить на 50 копеек в сутки, подвергаясь всяческим унижениям и оскорблениям, а затем по навету пьяницы-городничего, обвинившего его в «буйстве» и «дерзких поступках», отправлен с жандармом в Соловецкий монастырь на шестилетнее «строжайшее заключение». Только осенью 1832 года, вконец измученный, больной, превратившийся в «удручённого незаслуженными испытаниями старца», он получил «высочайшее прощение» и разрешение вернуться в центральную Россию, однако без права проживания в столицах и вступления в какую-либо службу. В 1833 году Павел Исаакович поселился в Луге, недалеко от родственников, где влачил полунищенское существование (принадлежавшее ему небольшое имение в Порховском уезде было продано во время его заключения за неуплату процентов). Умер он в 1841 году. [55] О П. И. Ганнибале см.: Модзалевский Б. Л. Дядя Пушкина П. И. Ганнибал.— Дела и дни, 1920, кн. 1, с. 260—271. Встречающееся утверждение о причастности П. И. Ганнибала к движению декабристов ошибочно.

«Плачевную историю» свою Павел Исаакович уже после освобождения подробно и весьма выразительно изложил в письме шефу жандармов А. X. Бенкендорфу.

Пушкин не мог не знать эту «плачевную историю».

Остались в памяти Пушкина от первой поездки в Михайловское и радостные воспоминания о посещениях соседнего имения Тригорское.

Название имения определялось его местоположением. Три высоких холма поднимались в ряд по левому берегу Сороти. Первый — деревня Воронич, заселённая государственными крестьянами, с погостом — церковью Воскресения и небольшим кладбищем — всё, что сохранилось от весьма значительного когда-то Псковского пригорода, а позднее волостного центра. Второй — остаток древней крепости, городище. Третий — усадьба и парк.

Земли Тригорского составляли некогда часть соседней с Михайловской Егорьевской губы пригорода Воронича.

29 июля 1762 года именным указом Екатерины II они были пожалованы Максиму Дмитриевичу Вындомскому:

Указ нашему Сенату. Всемилостивейше пожаловали мы лейб-гвардии нашей Семёновского полка секунд-майора Максимия Вындомского в генерал-майоры, и за его болезнями повелели быть в вечной отставке от всякой военной и гражданской нашей службы. А за понесённые труды долголетние в нашей же службе, которые он отправлял верно и ревностно, нам и отечеству, в знак нашего за то удовольствия всемилостивейше ему жалуем в вечное и потомственное наследное владение из дворцовой Воронецкой волости в Псковском уезде деревни прозываемые Егорьевскую губу, в которой по последней ревизии состоит числом тысяча сто восемьдесят пять душ. О чём повелеваем послать куда надлежит наши указы для ведома и исполнения. Екатерина.