Ольга Эдельман - Легенды и мифы Советского Союза

Круг земной, как известно, окружен мировым океаном, а за ним — хаос. Космос — остров среди хаоса, коммунизм в отдельно взятой стране. И грозят извне разные всякие чудища, главным образом хтонические. Врагов так и называли: гидра контрреволюции, ползучая контрреволюция, акулы империализма, просто гады. Поскольку хтоническая стихия — земля и вода, а чудища этого рода часто обладают свойствами поглощения-извержения, то цвет им полагался черный, земляной, а также большое пузо и очень большие зубы (см. Кукрыниксов или любое другое). Напротив, силы космоса цвет имели красный, огненный, были пламенными революционерами с горящими сердцами, а также стальными мускулами, пускали барам красного петуха, символом приняли серп и молот и главной целью имели спасение и облагодетельствование человечества, — все это отсылает нас к образу мифологического кузнеца-демиурга (Прометей, Гефест, Тор): «Мы кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастия ключи», а вместо сердца у нас пламенный мотор. Стихия их — воздух, этим объясняется одержимость мечтой о полете, в том числе в различных поэтических формулах, всеобщее увлечение авиацией, Осоавиахим, Чкалов (как мы помним из истории Великой Отечественной, любимую Сталиным авиацию пестовали даже в ущерб иным родам войск, особенно ракетным), после II Мировой войны выросшие в манию покорения космоса (мы не забываем, что американцы тоже покоряли космос, но ведь и они тоже люди, у них свои мифы) [3].

Рабочая, кузнечная символика доминировала над аграрной — серпами и колосьями [4]. Самые сознательные рабочие, между прочим, металлисты. Да и серп — вещь железная, скорее из кузнечного ряда. В легенду вошел, извиняюсь, прежде всего как предмет, коим был оскоплен Уран. Здесь надо, кстати, обратить внимание на вторую составляющую красной символики — образ крови. С железом, как демонстрирует пример Урана, он связан напрямую. Большевистское знамя красным было, по официальному объяснению, от крови, пролитой борцами за свободу. Всевозможные обагренные кровью партбилеты и муссирование призывов к кровавой жертвенности отсылают нас к древнему и чрезвычайно распространенному во многих культурах понятию о сильнейшей магии крови.

Гегемония железного пролетариата по отношению к крестьянству многозначительна. Она подчеркивает стремление к подчинению аграрного начала, сопряженного с женской и хтонической плодородной сутью земли, а значит, родственного извечной враждебной силе. Именно поэтому особенно важной и трудной задачей стала коллективизация, упорядочение ненавистного большевикам крестьянского хаоса, который сопротивлялся изо всех сил. При том что, если попытаться взглянуть извне мифа, сама по себе идея об особенной косности и отсталости крестьянства в общем-то спорна. Пролетариат, разумеется, являлся началом мужским, имел место «союз с крестьянством», символический сакральный брак рабочего и колхозницы (см. известную скульптуру). Отсюда и политика большевиков по отношению к крестьянству, стремление лишить аграрное население опасных корней, в том числе отъединить его от земли как путем создания колхозов, огосударствления земли, так и поставив между нею и крестьянином железного посредника — трактор, комбайн. Возвращаясь к образу серпа, отметим, что в качестве аграрного атрибута он служит тем же целям покорения живородящего царства. Серп — не заступ, не лопата, не плуг, им не взрыхляют землю для усиления плодородия, им срезают-умертвляют-покоряют произведения земли. И если в традиционных культурах копающие, взрыхляющие орудия стояли в ряду фаллических ассоциаций, а обработка ими земли осмыслялась как акт оплодотворения, то серп был приспособлением не столько для снятия урожая, сколько для кастрации. После союза пролетариата с крестьянством, как мы прекрасно знаем, земля родить перестала.

Из той же серии мер по приручению опасных и враждебных сил — и любимый вид великих строек коммунизма, сооружение плотин гидроэлектростанций, каналов, водохранилищ, последними особенно гордятся и называют искусственными морями. С точки зрения экономического прагматизма, равнинные ГЭС не столь рентабельны, чтобы оправдать такой эпический размах. Тут все дело в покорении именно водной стихии. Вплоть до проекта поворота северных рек и поэтического бреда о растоплении арктических льдов. Гораздо более прагматичное железнодорожное строительство окружалось меньшей помпой, не говоря уж о секретном овладении атомной энергией. А когда вместо гидросооружений вся страна занялась БАМом, это стало концом эпохи построения социализма, агонией мифа [5].

До и вокруг светлого мира социализма был хаос, населенный ползучими врагами. Собственно, соответственно мифу, и революция-то началась с червей в матросском мясе. Эпизод исторически не центральный, и не самый худший из списка грехов царизма, и революция та была не окончательная, пробная, но в революционном предании как-то сам собой оказался он чрезвычайно значимым. И ведь не то чтобы мяса не было вовсе (тоже ведь нехорошо), или было оно просто вонючим, — нет, непременно черви. Как предельная степень наглости сил хаоса: уже и в тарелку полезли, дальше просто некуда, предел народного терпения, пора наводить порядок.

Эсхатологические ожидания пришествия коммунизма в результате мировой революции сначала, в самые первые после октябрьского переворота годы, были обостренными и имели в виду самое ближайшее время. В хрестоматийных речах Ленина времен гражданской войны присутствует мотив «мировая революция может замедлить до осени, поэтому с Колчаком и другими надо пока справляться самим». Затем коммунистический конец истории стал по техническим причинам постепенно откладываться на все более отдаленное будущее. Но вся драматургия советского бытия основывалась на наличии враждебного окружения.

Мифологическое мышление по природе дуалистично, поэтому мир делится на доброе и злое, своих и врагов. Советская страна излучала свет, правду и надежду народов, а за окоемом было темное и опасное царство буржуазии. Отсюда делались выводы как во внешней, так и во внутренней политике. Россия всегда была довольно замкнутой державой, отгороженной языком, православием, шириной железнодорожной колеи. После же революции и взрывных идей о ее экспорте с СССР случился настоящий коллапс. Сначала дипломатическое и военное недоверие ко всему окружающему миру, затем реальная возможность сразиться с самим мировым злом — немецким фашизмом (который оправдал ожидания и по части собственной кошмарности, и по части военного сценария: избавление от смертельной опасности и полная победа), наконец, железный занавес, холодная война и ядерное противостояние. Капиталистический мир, надо отдать ему должное, подыгрывал изо всех сил.