Ольга Эдельман - Легенды и мифы Советского Союза

Отголоски вербальной магии прослеживаются во многом. Это и страсть к развешиванию лозунгов, которые ироничные современные авторы уже наладились называть «заклинаниями». По сути верно, но это скорее не заклинания, а охранительные амулеты, обереги. Русские солдаты в старину носили на груди в ладанках бумажки с текстом из Библии, охранявшим от пуль. Но это были амулеты потайные, личные, традиция охранения общественных зданий и публичных мест с помощью цитат из священных текстов сильно проявлена у мусульман, христианству она, кажется, свойственна в меньшей степени и как правило ограничивается надписями в храме.

С другой стороны, из работы с архивами я вынесла глубокое изумление неожиданно огромным количеством листовок, писавшихся советскими людьми самого разного социального круга, образовательного ценза, по всей стране. Ну зачем, спрашивается, рискуя головой лепить на забор листок с сообщением, что коммунисты — сволочи и виноваты во всех бедах? Какой здесь рациональный смысл? Что, народ, прочтя, немедленно прозреет и восстанет? Потребность высказаться в листовке диктовалась той же подсознательной верой в магическую силу слова. Прочитавшие истинное, правдивое слово действительно должны прозреть, в то же время тем, против кого оно направлено, оно должно причинить ущерб. Древняя вербальная магия, лежавшая в основе заклинаний, проклятий, да и бранных слов, сквозила и здесь. Возвращаясь к уже сказанному выше, прибавим, что отсюда же и нетерпимость к инакомыслию, убеждение во вредоносности антисоветских высказываний. Брань в адрес вождя могла принести ему реальный вред.

Вера в силу высказанного слова очень глубоко укоренена в русской культуре. Достаточно напомнить совершенно особое отношение к литературе и писателю. На креативной мощи слова базировалась и советская пропаганда, буквально создавшая в стране вторую реальность, далеко оторвавшуюся от реальности материальной, но не только существовавшую, но даже и бравшую верх над последней. Люди жили в двух мирах одновременно, стояли в очередях с хлебными карточками и каким-то образом верили при этом в советское изобилие. Конфликт между бытовыми обстоятельствами и виртуальной картиной для многих (как раз для гипотетических «народных масс») разрешался не в сторону обнаружения фальшивости сконструированного пропагандой мира, а напротив, противоречившие ему факты наблюдаемой действительности если не объявлялись вовсе несуществующими, то пускались по разряду незначительных «отдельных недостатков». А для борьбы с «отдельными недостатками» существовали газеты, которые их периодически «вскрывали», то есть описывали, после чего местные власти немедленно принимали меры, так что и здесь слово было действенным оружием. Оно оказывалось сильнее вещественного факта. Отсюда и главный способ улучшения жизни и борьбы с недостатками (не «отдельными») — ни в коем случае не обозначать их словами, не называть. Когда М. С. Горбачев начал перестройку с гласности, он нанес необыкновенно меткий удар. Созданное заклинанием заклинанием же и упраздняется. Кстати говоря, здесь же кроется и объяснение быстрого разочарования публики в перестройке. Штука была в том, что перечисленные с высоких трибун недостатки не пожелали исчезнуть немедленно.

Другого рода магические манипуляции, которые также ретиво преследовались советской властью, были связаны с осквернением изображений вождей и государственной символики. Порвать или испакостить портрет, сорвать флаг или вывесить флаг запрещенный (чаще всего — национальные флаги в Прибалтике и на Украине) — это уже не вербальная, а симпатическая магия.

Мы пока не касались еще одной фундаментальной составляющей советской мифологии — вождей. Их сакральная роль давно известна и очевидна до такой степени, что в свое время Н. С. Хрущев так прямо и воспользовался словом «культ» в применении к И. В. Сталину.

Центральный герой классического мифа — культурный герой, демиург, изобретатель множества полезных предметов (ремесел, орудий труда), приручивший домашних животных и научивший людей выращивать растения. Он — основатель рода, и его приключения выступают в роли исторического предания. Советский миф осложнялся тем, что демиургов было двое — Ленин и Сталин. В принципе, многие архаические мифы знают пару демиургов, братьев-близнецов, один из которых иногда выступает в роли трикстера. Но Ленин со Сталиным в близнецы не годились, поэтому их роли в предании отчасти продублировались, отчасти же разделились.

Типичным демиургом был Сталин. Демиург не является творцом мира, он только помог людям в нем устроится. Так же и Сталин, хоть и соратник Ленина в революции, но не главный ее деятель. Зато он — отец народов, отец, как известно, всех детей, вождь мирового пролетариата (характеристики первопредка), а также корифей всех наук, главный специалист буквально во всем, от лесоводства до языкознания (понимал ведь роль слова!), устроитель жизни — «сталинские пятилетки», «10 сталинских ударов» в войну.

Образ Ленина сложнее. В нем можно обнаружить черты нескольких мифологических персонажей. Помимо признаков первопредка, он был наделен свойствами отдыхающего бога и умирающего бога аграрных мифов. Отдыхающий бог в ряде мифологий (в том числе египетской, шумерской, греческой) — это верховное божество, чаще всего бог неба или воздуха, творец мира, не имеющий при том своего культа. Его помещают во главе пантеона, но ему не поклоняются, поскольку он в дела людей не вмешивается и замещен в мире более молодыми и активными богами. Лежащий в мавзолее «вечно живой» вождь, который «жил, жив и будет жить» на фоне вождя активного вполне соответствовал этому образу. С другой стороны, фантасмагорическая идея мавзолея с мумией — слишком явный намек на последующее воскресение. Вспомним между прочим множество анекдотов про «Ленин воскрес, идет по Красной площади» и т. д. или слухи о том, что он в Мавзолее укрыт до пояса, потому что забальзамирован без ног, не то из экономии, а не то — по проискам Сталина, чтоб не встал [16]. Тогда уместно сравнение с центральной фигурой многих религий — умирающим и воскресающим богом (Осирис, Адонис, Таммуз), сопряженным с календарным циклом смерти и возрождения природы. Считается, что этот тип религии свойственен в особенности достаточно развитым оседлым аграрным народам. Умирает такой бог как правило насильственно, его убивают — сопоставим с ходившими слухами об отравлении Ленина. Но здесь надо заметить вот что. В мифе об умирающем боге чрезвычайно важна роль женского божества — его супруги и возлюбленной (Исида), благодаря преданности которой и происходит воскресение. В советской же мифологии, несмотря на провозглашенное равенство полов и наличие в пантеоне женщин-революционерок (Крупская, Роза Люксембург, Инес Арманд), равноценной по значимости женской фигуры рядом с Лениным нет (потому и воскреснуть не может). Таким образом, мы возвращаемся к началу нашего разговора, к мысли о нарочитом принижении, искоренении роли женского начала в советском мифе. Вожди не имели жен, соответствующих традиционной функции богини-матери, покровительницы плодородия (опять же Исида, Гера). Крупская была бездетна, Аллилуеву, по слухам, Сталин вообще сам убил. Они даже фамилии вождей не носили. Советская картина мира несла в себе разрушительную идею бесплодия.