Николай Тальберг - Исторія Русской Церкви

Другой иностранецъ, Рюссовъ, противникъ вторженія “московитовъ” въ Ливонію, писалъ: “Русскіе въ крѣпостяхъ являются сильными боевыми людьми. Происходитъ это по слѣдующимъ причинамъ. Во первыхъ, русскіе — работящій народъ: русскій, въ случаѣ надобности, неутомимъ во всякой опасной и тяжелой работѣ, днемъ и ночью, молится Богу, чтобы праведно умереть за своего государя. Во вторыхъ, русскій съ юности привыкъ поститься и обходиться скудной пищей ...”

Рейнголдъ Гейденштейнъ, польскій шляхтичъ, сторонникъ боровшагося съ Іоанномъ Грознымъ короля Баторія, писалъ въ 1578 г. о русскомъ царѣ: “Тому, кто занимается исторіей его царствованія, тѣмъ болѣе должно казаться удивительнымъ, что при такой жестокости могла существовать такая сильная къ нему любовь народа, любовь съ трудомъ обрѣтаемая прочими государями только посредствомъ снисходительности и ласки, и какъ могла сохраниться необычайная вѣрность его къ своимъ государямъ. При чемъ должно замѣтить, что народъ не только не возбуждалъ противъ него никакихъ возмущеній, но даже высказывалъ во время войны невѣроятную твердость при защитѣ и охраненіи крѣпостей, а перебѣжчиковъ было вообще мало. Много, напротивъ, нашлось и во время этой самой войны такихъ, которые предпочли вѣрность къ князю, даже съ опасностью для себя, величайшимъ наградамъ”. Гейденштейнъ стойкость и послушаніе русскихъ объясняетъ ихъ религіозными убѣжденіями: “Они считаютъ варварами и басурманами всѣхъ, кто отступаетъ отъ нихъ въ дѣлѣ вѣры. По установленіямъ своей религіи, считая вѣрность къ государю въ такой степени обязательной, какъ и вѣрность къ Богу, они превозносятъ похвалами тѣхъ, кто до послѣдняго вздоха сохранили присягу своему князю и говорятъ, что души ихъ, разставшись съ тѣломъ, тотчасъ переселяются на небо”.

Относительно отношенія господъ къ крѣпостнымъ слугамъ, германецъ Герберштейнъ писалъ: “Если бы господинъ сталъ худо обходиться съ добрымъ и исправнымъ слугою, онъ сталъ бы безчестнымъ въ глазахъ другихъ, и послѣ того ни одинъ не пошелъ бы къ нему въ услуженіе”. Пр. Іосифъ въ посланіи къ волоколамскому вельможѣ наставляетъ его заботиться объ участи бѣдныхъ крестьянъ.

Необходимо отмѣтить, что не всегда въ народѣ было подлинное религіозное чувство. На Руси въ это время сильна была привязанность къ формѣ, обряду. Добродѣтелями времени было частое присутствіе при богослуженіи, строгое соблюденіе постовъ, кромѣ положенныхъ, еще обѣтныхъ, вклады въ монастыри и церкви, построеніе храмовъ, путешествіе ко святымъ мѣстамъ, раздача пищи и денегъ бѣднымъ и т. п. Жизнь благочестиваго человѣка вся строилась по церковному уставу, но недостаточно была облагодатствована крѣпкой вѣрой. Среди множества вопросовъ и обличеній въ ХVІ в. подвергалось обличенію это противорѣчіе между христіанской внѣшностью и нехристіанскими нравами (Знаменскій).

Сказывалось вліяніе монголовъ. Проникло оно въ наше судопроизводство. Приняты были татарскіе: кнутъ для преступниковъ, жестокія пытки для дознанія преступленій и пр. Иго пріучило русскій народъ къ хитрости, какъ средству самосохраненія, и значительно уменьшило добродушную искренность. Часто не было ея въ обращеніи съ другими. Обманывали другъ друга. Существовали грубыя потѣхи, напр. кулачные бои, на которыхъ иногда побивали людей до смерти. Усиливалось пьянство. Къ празднованіямъ главныхъ христіанскихъ праздниковъ продолжали примѣшивать безнравственные языческіе обряды. Въ Стоглавѣ имѣются постановленія противъ этого. Семейные нравы и идеалы описываемаго времени очерчены въ обширномъ сборникѣ знаменитаго іерея Сильвестра, извѣстномъ подъ именемъ Домостроя. Вращаясь исключительно въ области домашней обыденной жизни, составитель сборника съ ясностью обрисовываетъ уваженіе къ обряду, обычаю отцовъ и дѣдовъ — весь заведенный порядокъ, начиная съ исполненія важнѣйшихъ религіозныхъ обязанностей до самыхъ мелочныхъ хозяйственныхъ занятій. Въ основу семейной жизни Домостроемъ положено безусловное главенство отца семейства. Всѣ передъ нимъ ребята, умственно и нравственно недозрѣлые, живущіе только его умомъ и наказаніемъ, за которыхъ онъ поэтому несетъ отвѣтственность и въ сей жизни и въ будущей. Жена полная его раба, исключительно хозяйка и работница, поставленная имъ во главѣ другихъ работниковъ и работницъ дома. Къ этому времени правиломъ стало затворничество женщинъ. Выше всего ставится подвигъ христіанскаго благочестія, что самъ Сильвестръ широко осуществлялъ въ жизни (Знаменскій).

При этихъ недостаткахъ христіанской жизни особое значеніе пріобрѣталъ примѣръ монашества. Возникновеніе обителей шло еще въ большихъ размѣрахъ, чѣмъ прежде. Съ половины ХV до ХVІІ вв. насчитывается до 300 вновь устроенныхъ монастырей. Конецъ ХV и начало ХVІ вв. выставили двухъ великихъ подвижниковъ, устроителей и законоположниковъ главныхъ родовъ аскетической жизни — скитскаго и общежительнаго. Это были: преподобные Нилъ Сорскій и Іосифъ Волоцкій или Волоколамскій.

Пр. Нилъ Сорскій родился въ 1433 г., происходилъ изъ рода бояръ Майковыхъ. Рано онъ постригся въ Кирилло-Бѣлозерскомъ мон., извѣстномъ своимъ строгимъ уставомъ. Онъ долго путешествовалъ, съ ученикомъ своимъ Иннокентіемъ, по православному Востоку (былъ и на Аѳонѣ), для изученія высшаго монашескаго совершенства. Научился онъ греческому языку. По возвращеніи въ Россію, Нилъ удалился на р. Сору и поставилъ одинокую келію и часовню, около которой вскорѣ возникла обитель съ новымъ еще въ Россіи скитскимъ направленіемъ, заимствованнымъ имъ съ Аѳона и составлявшимъ какъ бы середину между жизнію монаховъ общежительныхъ монастырей и жизнью одинокихъ отшельниковъ, между киновіей и анахоретствомъ. Пр. Нилъ заповѣдалъ братіи питаться только своими трудами, милостыню принимать въ крайней нуждѣ, не заводить дорогихъ вещей даже въ церкви, женщинъ въ скитъ не пускать, монахамъ изъ него не выходить ни подъ какимъ предлогомъ. Владѣніе вотчинами имъ отрицалось. Въ своихъ посланіяхъ и “Преданіи объ сожительствѣ скитскомъ ученикамъ своимъ” пр. Нилъ выявляетъ себя строгимъ аскетомъ созерцателемъ, глубокимъ знатокомъ внутренней духовной жизни. Творенія пр. Нила, мало касаясь внѣшняго поведенія иноковъ, развиваютъ сущность аскетизма, касаются глубокихъ внутреннихъ явленій духовной жизни, разныхъ степеней “умнаго дѣланія”. Жизнь его скита отличалась такою строгостью, что нашлось только 12 человѣкъ, которые были въ состояніи жить въ немъ. Любовь пр. Нила исключала осужденіе. Но, конечно, ересь жидовствующихъ имъ порицалась; не сочувствовалъ онъ казни еретиковъ. Кроткая любовь пр. Нила не препятствовала его крѣпкому стоянію за истину. Онъ говорилъ: “Нѣсть убо добре еже всѣмъ человѣкомъ хотѣти угодни быть. Еже хощеши убо избери: или о истинѣ пещися и умерети ея ради, да живъ будеши во вѣки, или яже суть на сласть человѣкомъ творити и любимъ быти ими, Богомъ же ненавидимымъ быти”. Скончался онъ въ 1507 г. Онъ завѣщалъ: “молю васъ, повергнете тѣло мое въ пустыни, — пусть съѣдятъ его звѣри и птицы; понеже согрѣшило есть и погребенія къ Богу недостойно есть. Аще же сице не сотворите, и вы ископавше ровъ на мѣстѣ, идѣже живемъ, со всякимъ безчестіемъ погребите мя”. Въ 1569 г. царь Іоаннъ IV, посѣтивъ скитъ, велѣлъ вмѣсто деревянной церкви построить каменную. Но пр. Нилъ въ сонномъ видѣній запретилъ это. Его обитель и послѣ его кончины оставалась представительницей самаго строгаго созерцательнаго аскетизма. Историкъ Шевыревъ, посѣтившій Нилову пустынь въ серединѣ прошлаго вѣка, такъ описываетъ ея природу: “Дико, пустынно и мрачно то мѣсто, гдѣ Ниломъ былъ основанъ скитъ. Почва ровная, но болотистая; кругомъ лѣсъ, болѣе хвойный чѣмъ лиственный... Трудно отыскать мѣсто болѣе уединенное, чѣмъ эта пустыня” (Г. П. Федотовъ. Святые древней Руси).