Юрий Иванов - Пятая версия

— У меня такого чувства нет, дорогой барон. В феврале сорок второго года мой дом в Ленинграде сгорел. В него попало несколько зажигательных бомб. Тушить было некому, пожарные почти все умерли от голода, да и воды не было, ведь водопровод был разрушен… Знаете, мы там все страшно мерзли. И лишь в ту ночь мы с мамой как следует согрелись. Мы стояли на улице, глядели, как горит наш старинный пятиэтажный дом, и мама тянула руки к огню, говорила: «Как хорошо, как тепло…» Знаете, у нее от голода что-то с головой случилось, лишь год спустя у нее это прошло. Все там сгорело! Наша квартира, кое-какие вещи. Я говорю «кое-какие», потому что все, что можно было продать, было продано, все, что можно было сжечь в печурке-буржуйке, было сожжено.

— Это ужасно. Да, я вас понял. Простите.

— Но это не все. Отто Мюллер, старший брат Вальтера, был стрелком-радистом боевого самолета «Юнкерс-87», и его «авиакрыло» базировалось на аэродроме города Гатчина. Оттуда до Ленинграда — 5–8 минут полета. Его самолет был подбит в сорок втором году во время ночного налета на город. Конечно, разве можно себе представить, что именно бомбы с его самолета упали на мой дом, но ведь могло и такое быть, правда? Хотя — так ли уж это важно! И, как вы считаете, разве не по справедливости я занял вот этот дом, потому что враг сжег мой дом? Я так и написал господину Вальтеру Мюллеру. И он согласился. Ну что: «поехаль»?

— Да, нам пора, но у меня еще есть один… нет, два вопроса, можно? Вы ведь тут с сорок пятого года? Конечно, мы знаем, как тут было трудно, тяжело немцам. Был страшный голод. В одном из сообщений кенигсбергских очевидцев есть такие факты, что в городе поубивали всех кошек и собак для еды, что на рынке продавали фрикадельки из человеческого мяса… Что вы знаете об этом?

— Есть же русская поговорка: «Голод не тетка»… Был ли голод? Умирали ли от него местные жители? Конечно. На всех кенигсбергских кладбищах, как в Ленинграде во время блокады, лежали сотни трупов, завернутые в простыни, тряпки, мешки и обвязанные, как кули с картошкой, веревками, какими-то проводами. Время-то было какое! Сотни городов в руинах, карточная система для всей страны, голод в самой России… Но так ли уж совсем было брошено на произвол судьбы местное население? Недавно я получил в областном архиве документы о тех тяжелых годах…

— Да, между прочим, я тоже там получил кое-какие бумаги. Вот. «В соответствии с приказом военного коменданта города от 3 июня 1945 года для питания немецкого населения было выдано 50 тонн свежего мяса, 90 тонн сушеного картофеля, 200 тонн ржи и 50 тонн крупы, также 50 коров». В другом приказе около 100 тысяч жителей Кенигсберга были разделены на три категории, а именно: 45 тысяч — больные, дети и неработающие — получали по 200 граммов хлеба… По 200 граммов! А вы, в блокаде?

— Я получал 125 граммов.

— «35 тысяч — чернорабочие — по 400 граммов. Для 20 тысяч квалифицированных рабочих — 600 граммов… Несколькими распоряжениями создавались и обеспечивались больницы и сиротские дома, назначалось улучшенное питание и обслуживание, в одном из приказов от 30 марта 1946 года говорилось о создании детского сада на 200 коек для детей-сирот». Но было ли так на самом деле?

— Вы знаете, ведь и нам тут было жить нелегко, но мы, как могли, помогали немецким детям. У нас в доме жила девушка, Лотта, и вот она как-то привела мальчика лет семи, говорит: «Это мой племянник. Можно, он будет приходить, я буду делиться с ним тем, что у меня в тарелке?» А потом привела «племянницу», затем сына своей подруги, потом еще двух девочек, живших с бабушкой. Иногда на кухне у нас собиралось шесть-восемь детей… Однако глянем, что там еще в бумагах?

Барон читает:

— «Летом 1946 года советская администрация приказом № 325 обязует немцев, Временное гражданское управление создать в каждом районе Дома культуры…» Голод, нищета — и «Дома культуры»? «…15 ноября была сформирована камерная концертная группа для обслуживания немецкого населения концертами, эстрадой и цирковыми представлениями…» Есть показания местных жителей, что цирковые представления давались и в церкви, а также эта ваша «эстрада», то есть «варьете». Так ли это? «Приказом № 302 в Кенигсберге создавались немецкие школы, 10 октября 1946 года было открыто 40 младших и 10 средних школ с привлечением немецких учителей». Но директора были русские… «Издавались две немецкоязычные газеты — „Нойе цайт“ и „Теглихе рундшау“… Вы их видели, эти газеты?

— Господи, барон, до газет ли было?

— Но сколько все же погибло немцев в Кенигсберге от голода? По данным немецкого автора Штарлингера, во время капитуляции Кенигсберга в нем еще было примерно 100 тысяч человек, а вывезено в Германию, в период с 1946 по 1948 годы, всего 25 тысяч человек. Выходит, что 75 тысяч погибли от голода и слабости, так?

— По данным, что я имею, в Германию уехало 40 тысяч…

— Значит, все же погибло — 60?! Это ужасно! Как понять такое? Кого винить, как вы считаете?

— В Ленинграде умерло от голода более миллиона человек? Кого винить, барон? Где искать истоки? Может, стоит припомнить тот знаменитый, „великий“ в истории германского фашизма „Дер таг фон Потсдам“, когда старый, полуглухой „герой“ первой мировой войны Пауль фон Гинденбург передал полномочия рейхспрезидента Адольфу Гитлеру? Или вспомним „Историческое факельное шествие“ 30 января 1933 года? Сколько факелов! Сколько огня, от которого вскоре вспыхнет и скорчится, обуглится в пожарище второй мировой войны почти вся Европа?!

— Да, это так, я согласен, как это по-русски: „Гляди в корень“, да? И тогда уж самый последний вопросик. Вернемся к нашим сокровищам. Что в Тарау? Будете ли вы разрабатывать версию „Понарт“? И вот что еще я слышал, что вы сейчас куда-то ездили, нашли под Даркеменом какие-то сокровища, да? Можно об этом узнать?

— …В Тарау, на глубине девяти метров, обнаружился крепкий бетонный свод какого-то сооружения. Нельзя сказать с уверенностью, что это потолок именно того секретного бункера, который мы ищем, но в следующем году мы все узнаем. Дело в том, что в шахту стала поступать вода, и мощный насос не справляется с ней… Версию „Понарт“ мы изучаем. Не исключено, что вот-вот и начнем там поисковые работы, а в Озерск, бывший Даркемен, я ездил для того, чтобы осмотреть обнаруженное там кладбище немецких и русских солдат, погибших в 1914 году, во время первой мировой войны.

— Мой двоюродный дедушка там воевал, — говорит баронесса.

— И мой дальний родственник, дядя бабушки, — говорит барон. — И?.. — Кладбище? По правую руку — каменные кресты с немецкими фамилиями, по левую — русские кресты. Мы сделали план кладбища, схему, переписали фамилии. Мы — я имею в виду наш Фонд культуры — хотим отыскать все захоронения первой мировой войны, чтобы взять их на свой учет и охрану…