Юрий Иванов - Пятая версия

Однако простите, теперь мы едем по бывшей Хуфеналее ко мне на улицу лейтенанта Катина, бывшую Штеффекштрассе. Карл Штеффек был замечательным художником-анималистом и портретистом, президентом Кунстакадемии. Вот мы уже и на моей улице, кстати, мы как-то оставили в стороне тему Янтарной комнаты, так вот видите озера, что справа и слева от дороги? Вот это озеро — Хаммер Тейх, в одном из документов Георг Штайн писал, что тут надо как следует поискать, якобы какие-то металлические ящики были утоплены либо тут, либо в озере Фюрстентейх, оно вон там, чуть севернее, за теми деревьями. Дело в том, что весь этот район, а называется он Ландграбен, все эти земли как бы принадлежали Эриху Коху, он тут охотился на зайцев и уток, а чуть севернее находится его имение «Фридрихсберг», и якобы именно оттуда были вывезены какие-то ценности, упакованные в водонепроницаемые ящики, и утоплены в этих озерах. Хаммер Тейх как-то спускали, но, увы, кроме винтовок в его иле ничего обнаружить не удалось, а в озере Фюрстентейх поисковые работы еще не проводились… Но вот мы и приехали. Не бойтесь, эти мои таксы только ужасно лают, но не кусаются. Дом? Я тут живу уже долгие годы, номер у него такой, какой и был, тут жила семья Франца Фердинанда Мюллера, кажется, я вам об этом говорил. Вот сюда, устраивайтесь, сейчас жена что-нибудь приготовит, а мы пока поговорим, а, все уже готово, тогда за столом поговорим.

— О-о-о, русская водка? А говорят, что в России ее совсем нет. — Две бутылки этой «сивухи», банку растворимого кофе и палку копченой колбасы мне, за мои, конечно, деньги, презентовал все тот же мой хороший знакомый, председатель райисполкома. Пока ко мне в гости будут ездить бароны и графини, я не пропаду. — Лгут, значит, «западные голоса», что у вас тут ничего нет?

— «Страна наша богата и обильна, но порядка в ней нет», барон, так говаривали в старину. Вашу рюмку. Поехали.

— Как «поехали»? У нас ведь еще есть немного времени. Ах зо, «поехаль»!

Поехали. Барон пока и внимания не обратил, что он ест с тарелки из ресторана «Блютгерихт». Замок на ней кенигсбергский изображен, прусский орел и написано: «Historische Weinstuben Blutgericht». И вилкой он ест уникальной. На ее черенке гравировка «АН», что означает «А. Hitler». Тарелку мне подарил бульдозерист, разгребавший обломки замка, а вилку — моя сестренка Женя. В шестнадцать лет став медсестрой, она, уже будучи лейтенантом медицинской службы, дошла до самого Берлина, но вилку эту она добыла там не сама, а ее будущий муж, отчаянный разведчик, преподнесший это «фюрерское серебро» в качестве свадебного подарка.

Барон рассказывает о своей фирме:

— «Хронос-фильм» создана 24 года назад. Наша студия располагает самым большим в Европе количеством кинодокументов, связанных со второй мировой войной. Ими пользуются очень многие документалисты мира, в том числе и в СССР, вот поэтому я и оказался здесь… О-о, какие соленые огурцы, а, вы их сами делали, это — «писательские» огурцы?.. Мы сделали фильмы «Аушвиц», «Освобождение Освенцима», потом «Краснодарский процесс», «Майданек», «Москва во время войны».

Это страшные кадры, свидетельства тех страшных событий. У нас маленькая семейная корпорация, мы двое работаем почти за всех. Я директор, администратор, оператор, финансист, организатор проката наших фильмов, а Ирмгардт — мой сценарист, она сделала уже 30 сценариев, она еще и писательница, и художник, ее картины бывают на престижных выставках…

— И еще: жена, мама двух дочерей, хозяйка дома, покупательница продуктов, воспитательница… Я раб кино! — Ирмгардт улыбается, она очаровательна. — Я пишу по одному сценарию в месяц и порой так устаю, что жить не хочется. Это только звучит красиво: баронесса. И он тоже раб кино.

— Вы, барон, второй барон, которого я знал в жизни. Первый — это знаменитый барон Мюнхаузен.

— О, это хорошо! Это так. Я действительно немножко Мюнхаузен, вот, нафантазировал, что попаду в Калининград, — и попал. Снимаю фильм. И знаете, я доволен. Очень боялся, что увижу совершенно ужасный, страшный город, тем более, я отлично знаю, каким он был после войны. Ведь у меня есть немецкая хроника… Да, конечно, это не Кенигсберг, и это, увы, не западный, сверкающий витринами, хвастающийся богатством, вымытый, вылизанный город. Да, тут много отвратительных зданий, этих «пятиэтажков», да? — но это город. Огромный! Живой. И в чем-то весьма привлекательный. Вы знаете, я не люблю мазать розовым, но я и не очернитель. Таким я и покажу этот город западному зрителю, этот древний город, ставший городом социалистическим…

— И каково же ваше отношение к социализму?

— О, я очень люблю социализм, да-да, но предпочитаю жить в капиталистическом обществе. Почему? Вот маленький пример. Вчера мы ужинали, поели, а жена говорит: «Мороженого хочу». Я подзываю официанта, а он не принимает заказ, хотя мороженое и есть, говорит: «Что же вы раньше-то не заказывали?» Но мы раньше не хотели! Но это так, мелочь, а главное вот что: вы все строите, строите, создаете… То просто социализм, потом «развитой социализм», коммунизм, а надо строить просто жизнь. Нормальную. Хорошую, обеспеченную, спокойную, понимаете… И что это вы все какие-то опыты над собой проводите? То «великие стройки», то «дорога века», то «завороты рек», то еще что-нибудь. Не надо над собой экспериментировать. Ведь есть многовековой человеческий опыт. Опыт Европы, мы ведь живем так, что нам не нужно никакого коммунизма. О-о, еще раз «поехаль»? Гут… Что? Нет, меня не очень интересует Янтарная комната. Эта земля, ее природа, ее древняя история, разрушенные замки и соборы — вот главное богатство этой, так сказать, комнаты вашего огромного российского дома, но вот что мне интересно: ваши отношения с господином Вальтером Мюллером, я видел небольшой фильм «Письмо», и вы там о нем рассказывали. Он вам еще пишет?

— Минутку… Вот его последнее письмо. Подвал у меня был затоплен, и я спрашивал у него, в чем дело. И он посоветовал мне вычистить ручей, что течет вдоль канала Ландграбен. Я ручей прочистил. Обнаружил трубки в земле. И их прочистил. Оказывается, это и есть старая осушительная система. И теперь в подвале сухо… Мюллер хочет приехать, посмотреть на «свой» дом.

— Вот уж действительно: «поехаль». М-м-м, значит, это ваш дом, но как бы и не ваш. И что же?

— Пишет во все инстанции, просит визу, но ему не дают: ведь наша область — закрытая.

— Никак не могу понять: что это есть «закрытая зона»? Кто вас тут закрывает? Разве такое есть в Советской Конституции — «закрытые зоны»? Закрытые города, области? Ведь это — незаконно, я просто этого понять не могу, ну кто бы решился в нашей Германии закрыть какой-то город, область? Правительство бы немедленно было заменено, случись такое! — Барон помедлил немного. — М-м-м… этот дом… эта… гм-м, земля? У вас нет чувства, что вы как бы взяли себе то, что принадлежит другим людям?