Виктор Наумов - Царевна Софья

Имя бывшей правительницы после восьмилетнего забвения впервые всплыло в политических проектах в феврале 1697 года. Тогда был «раскрыт» мнимый заговор стрелецкого полковника Ивана Цыклера, который из-за «многого нестроения» в государстве якобы намеревался убить царя Петра I и «посадить на царство» Софью, а руководителем правительства «учинить» возвращенного из ссылки князя Василия Голицына. Примечательно, что в роли «доброжелателя» вновь выступил уже известный нам доносчик по делу Шакловитого Ларион Елизарьев — он сообщил Льву Нарышкину и следователям Преображенского приказа о разговоре, который затеял с ним Цыклер.

— Смирно ли у вас в полках? — спросил он.

— Смирно, — ответил Елизарьев.

— Ныне великий государь идет за море, — продолжал полковник, — и как над ним что сделается, кто у нас государь будет?

— У нас есть государь царевич Алексей Петрович.

Тогда Цыклер озвучил крамольную мысль:

— В то время кого Бог изберет, а тщится и государыня царевна Софья Алексеевна, что в Девичьем монастыре.

Елизарьев сослался также на свидетельство пятидесятника своего полка Григория Силина, с которым Цыклер вел еще более откровенный и опасный разговор:

— Можно государя царя Петра Алексеевича изрезать ножей в пять. Хотел государь над моей женою и дочерью учинить блудное дело. И я над ним, государем, знаю, что сделать.

Цыклер был немедленно арестован и под пыткой дал показания против боярина Алексея Прокофьевича Соковнина, который, узнав, что стрельцы ведут себя тихо, возмущался:

— Где они, б… дети, передевались? Знать, спят! Где они пропали? Можно им государя убить, потому что ездит он один, и на пожаре бывает малолюдством, и около Посольского двора ездит одиночеством. Что они спят, по се число ничего не учинят?

— В них малолюдство, — пояснил полковник, — и чаю, что опасаются потешных.

Далее между Соковниным и Цыклером произошел весьма бестолковый разговор о перспективах выдвижения на царство Софьи Алексеевны.

— Чаю, — предположил боярин, — стрельцы возьмут по-прежнему царевну, а царевна возьмет царевича, и как она войдет, и она возьмет князя Василья Голицына, а князь Василий по-прежнему станет орать.

Цыклер возразил:

— В них, стрельцах, я того не чаю, что возьмут царевну.

Тогда Соковнин вдруг высказал совершеннейшую чушь:

— Если то учинится смертное убийство над государем, мы и тебя на царство выберем.

Из этих неожиданных поворотов беседы можно без труда понять, что «заговорщики» находились в состоянии сильного опьянения. Все их разглагольствования ничего не значили бы, если бы собутыльников не угораздило затеять рассуждения о судьбах престола.

Арестованный Соковнин под пытками назвал еще нескольких людей, которые спьяну вели разговоры про бунт и ругали государя. {469} 469 См.: Соловьев С. М . Указ. соч. Кн. 7. С. 527–529. Никакого реального заговора за ними не существовало. Можно констатировать лишь наличие отзвуков широкого недовольства правлением Петра I как среди бояр, так и среди стрельцов и посадских.

На очередном допросе с применением пыток Цыклер дал показания против бывшей правительницы Софьи, полные нелепых инсинуаций. Совершенно очевидно, что все эти заявления были выбиты у него кнутом.

— Перед Крымским первым походом, — рассказывал полковник, — государыня царевна София Алексеевна меня призывала и говаривала почасту, чтоб я с Федькою Шакловитым над государем царем и великим князем Петром Алексеевичем учинил смертное убийство. Да и в Хорошеве, в нижних хоромах, призвав меня к хоромам, царевна в окно говорила мне про то ж, чтобы я вместе с Шакловитым над государем убийство учинил, а я в том ей отказал.

Грубая ложь Цыклера в данном случае видна невооруженным глазом. Мало того что описанное им поведение Софьи совершенно не согласуется с ее позицией, которую, как показано выше, можно определить на основании материалов следствия по делу Шакловитого. В показаниях Цыклера правительница предстает фанатичкой, одержимой стремлением сохранить власть путем убийства младшего брата. Невозможно, чтобы Софья обращалась с таким предложением к полковнику через окно, при этом невольно повышая голос. Неужели царевна не могла призвать Цыклера к себе в покои и шепотом поведать свои страшные замыслы? Однако следователей подобные несуразности совершенно не волновали — им было важно положить на стол царю Петру показания обвиняемого, в которых Софья представала в самом злодейском виде.

Цыклер, Соковнин и еще несколько человек были обезглавлены. Петр превратил казнь в страшный спектакль, приказав выкопать гроб с останками Ивана Милославского, умершего 12 лет назад. Полусгнившую домовину поставили под плахой, чтобы на нее стекала кровь «изменников». Тем самым царь в очередной раз продемонстрировал злопамятность и дал понять, что не простил организаторов кровавого стрелецкого бунта 1682 года.

К счастью, показания Цыклера и Соковнина никак не повлияли на участь Софьи. Видимо, государю хватило ума не использовать против нее столь нелепые свидетельства людей, доведенных пытками до полубезумного состояния. Однако впереди был гораздо более опасный инцидент, изменивший дальнейшую судьбу царевны Софьи Алексеевны.

В 1698 году имя Софьи помимо ее воли вновь всплыло в событиях политической борьбы. Находясь в заточении и не имея достоверной и полной информации о состоянии дел в России и за рубежом, она на свою беду поверила упорным слухам о кончине Петра за границей, куда он отправился годом ранее в составе Великого посольства. Царь, всецело поглощенный работой на голландских судостроительных верфях, перестал писать в Москву. Возникшее подозрение, что «государя в живых более нет», быстро овладело умами, поскольку смерти Петру желали многие. Оппозиция мигом подняла голову. Разговоры о том, что «его царское величество преставился и теперь Лефорт со своей немецкой братией народ душить будет», велись по всей Москве, от особняков знати до убогих хижин посадских людей.

Но особенно горячились стрельцы, положение которых всё ухудшалось. Они участвовали в обоих Азовских походах (1695–1696), а после победы их задержали в Азове сначала для охраны города, а потом для строительства укреплений. Это вызвало бурю возмущения среди московских стрельцов, оторванных на неопределенное время от своих семей и хозяйств. Между ними пошли разговоры, что государь по указке «немецкого изверга» Лефорта «стрелецкое войско совсем извести хочет». Они надеялись, что после тяжелой азовской службы будут возвращены, наконец, в Москву, но вместо этого получили указ о передислокации четырех стрелецких полков из Азова к литовской границе.